Сталинградский рубеж

Мы считали необходимым отметить это, потому что силы армии действительно были на исходе. О том, началось ли утром контрнаступление соседних фронтов, еще не было известно ничего определенного. В самом Сталинграде пока ничто, кроме отсутствия неприятельской авиации, не говорило о каких-либо переменах. Решение командарма на следующий боевой день требовало: «Привести части в готовность к отражению возможного нового наступления противника и не допускать дальнейшего его продвижения».

Позднее вечером с Чуйковым соединился по телефону генерал-полковник Еременко, находившийся на фронтовом вспомогательном пункте управления в Райгороде, в полосе 57-й армии. Он сообщил, что Донской и Юго-Западный фронты контрнаступление начали (хотя из-за тумана пришлось обойтись без авиационной подготовки). Для Сталинградского фронта сохранялся в силе прежний срок, до которого оставались считанные часы.

На исходе ночи пробившийся через шугу бронекатер доставил приказ войскам фронта, уже отпечатанный в виде листовки. Это был приказ-воззвание, начинавшийся такими словами:

«Товарищи красноармейцы, командиры и политработники! Настал час грозной, но справедливой расплаты с подлым врагом — немецко-фашистскими оккупантами…»

Далее в приказе говорилось:

«Врагу удалось дойти до Сталинграда. У стен волжской твердыни мы остановили его… Теперь на нашу долю выпала честь начать мощное наступление… За время войны мы с вами закалились в борьбе, получили большой военный опыт. К нам на усиление фронта прибыли новые части. Мы имеем все условия для того, чтобы наголову разбить врага, и мы это сделаем обязательно… Какой радостной будет для нашего народа каждая весть о нашем наступлении, о вашем продвижении вперед, об освобождении нашей родной земли!»

И наконец — многозначительные заключительные строки:

«Приказываю: войскам Сталинградского фронта перейти в решительное наступление…»

Это касалось всех армий фронта, кроме нашей 62-й — ее час еще не настал. Но мог ли кто-нибудь в Сталинграде, читая или слушая приказ, чувствовать себя непричастным к событиям, которые развертывались за пределами наших рубежей? Ведь для успеха всего, что там начиналось, было необходимо, чтобы мы продолжали сковывать вражеские силы, осадившие город, втянувшиеся в него.

И наверное, каждый говорил себе: теперь-то уж осталось продержаться недолго! Но хуже всего оплошать напоследок. И было как-то особенно тревожно за наши наиболее уязвимые участки. Больше всего — за «остров Людникова», где сражалась тающая горстка бойцов: по названию — дивизия, фактически неполный батальон…

Той ночью на левом фланге 138-й дивизии в руки противника перешли развалины еще нескольких строений. Но была и хорошая новость — на девятые сутки после того, как дивизия оказалась отрезанной, к ее расположению наконец прорвались (пройдя несколько сотен метров на расстоянии броска гранаты от берега, занятого врагом) бронекатера с боеприпасами, продовольствием, медикаментами. Доставлено было не так уж много, но все же больше, чем сбросили до тех пор самолеты. А обратным рейсом бронекатера вывезли сто пятьдесят раненых. Это, однако, тоже стоило крови и жизней: при разгрузке катеров Людников потерял двадцать человек, в том числе двух руководивших ею офицеров штадива.

Нескольким небольшим судам удалось подойти и к причалам армейской переправы у «Красного Октября». Через густой движущийся лед их провел буксир «Кочегар Гетман», только что прибывший с низовьев Волги (а прошлой ночью он, принимая сталинградское боевое крещение, обеспечил доставку грузов группе Горохова). С помощью этого буксира пароходики «Пугачев» и «Спартаковец» совершили даже по два рейса, чего давно не бывало, и перевезли остававшиеся на левом берегу подразделения 92-й стрелковой бригады.

Во льду суда двигались медленно, а обстрел переправы все усиливался. На исходе ночи на буксире вспыхнул пожар. «Кочегар Гетман» был самой заметной целью на реке и, как потом выяснилось, получил шесть прямых попаданий снарядов. Но экипаж (командовал судном волжский капитан Е. В. Маслиев) справился и с пробоинами и с пожаром. Подоспевшие бронекатера увели поврежденный буксир в Тумак.

К утру вновь поднялся туман. Затем повалил снег. Армиям Сталинградского фронта тоже приходилось начинать контрнаступление без участия авиации. Из-за очень плохой видимости командующий фронтом отодвинул на более поздний час и артподготовку. Участок прорыва был и на этом направлении далеко от нас, но глухой гул орудий с юга все-таки донесся — должно быть, помогли степные ветры. Около полудня гул стал явственнее: к этому времени часть тяжелой артиллерии была передвинута из полосы 57-й армии в полосу 64-й, переходившей в наступление позже, «уступом».

Настал момент, когда в штабе Паулюса — даже если там не догадались об этом накануне, после того как началось наше наступление с севера, — должны были понять, что немецким войскам у Волги грозит окружение.