Другого солдата Надеждин не знал. Наверное он был из последней команды призывников, даже не прошедших курс молодого бойца. Внешне он походил не то на бурята, не то на эвенка или монгола. Черноволосый, с выступающими скулами и низкими длинными веками. На лице запечатлелось безмятежное спокойствие, словно он спал и видел прекрасный сон о небесном царстве добра и света. Пуля вошла ему в ключицу, сверху вниз. Выходного отверстия не было. Других раздевали Петрюк и Гецкин. Березуев принимал и складывал на каски, пилотки, шинели, вещмешки, лопатки, ремни, гимнастёрки, пригодные для носки, обмотки, ботинки, фляги, котелки, винтовки, подсумки с обоймами, противогазные сумки, гранатные сумки. Пять посмертных капсул он сложил в нагрудный карман и надёжно застегнул жестяную пуговицу.
Когда мёртвые солдаты были уложены рядком на дне воронки плечом к плечу, головами на восток, в сторону дома, санитары положили рядом с солдатами тело лейтенанта Грицина. Его офицерскую книжку старшина положил в карман к посмертным капсулам, а несколько неотправленных писем, залитых кровью, положил в свою гранатную сумку. К убитым военным в воронку положили неопознанного юношу лет восемнадцати, без документов, одетого в солдатские галифе и ботинки без обмоток, поношенный пиджак на голое тело и промасленную кепку. Из вещей у него был только узелок с яблоками, книга по коневодству, видимо на продажу, и сорок рублей денег. Щепа от кузова грузовика, отколовшаяся при взрыве, пробила ему горло насквозь. Потом к убитым было прибавлено несколько гражданских, поскольку не было другого выхода, как похоронить их здесь, в степи, без прощания и церемоний. Рыдающая женщина в ситцевом платке, сорочке в горошек и просторной юбке, рыдая, сидела на краю братской могилы, шепча бессмысленные фразы, видимо как-то связанные с убитой осколком в спину немолодой женщиной, вроде бы её сестры. Несколько заросших щетиной мужчин, с виду колхозников, угрюмо стояли рядом с непокрытыми головами, сжимая кулаки.
- Вот чего наши как-бы братья германские рабочие и крестьяне наделали, - сказал старшина Березуев, указывая пальцем в могилу, - думаю, теперь ни у кого не дрогнет рука, увидев перед собой в прицеле винтовки мерзкую харю во вражеской форме, потому что это не люди будут перед вами, а звери! Вот лежат убитые ими сибиряки, дальневосточники, молодые парни. Не так, не в этой степи должны были они умереть, а в своём родном крае, прожив долгую жизнь, в кругу любящей семьи, отдав силы для строительства Советской страны, промышленности, обороны, родив и воспитав умных, здоровых и сильных детей и внуков. А теперь одни убиты здесь, потому что кто-то решил сделать из нас, из советских людей рабов международного капитала! Не будет этого, пока мы живы, пока живы люди, верные заветам Ленина, пусть не надеются поработить наши народы!
Когда он увидел, что кроме солдат его роты к могиле стали подходить солдаты из других рот, а также любопытные беженцы, он прекратил свою речь, и крикнул зло:
- Расходитесь, здесь не митинг, расходитесь, товарищи! - и скомандовал уже глухим голосом, - засыпай их!
Когда комья сухой земли упали на лицо Саши, Надеждин вдруг понял, что его уверенность в том, что он обязательно вернётся с войны живым, может быть немного раненным, скорее всего иллюзия самосохранения психики, не позволяющая сойти с ума или бросить оружие и бежать в степь. При этом он мог быть застрелен в спину кем-нибудь, вроде комиссара полка как дезертир по закону военного времени, но скорее всего он был бы пойман, и потом расстрелян перед строем товарищей, брезгливо отводящих взгляд. То, что он сам пришёл в райвоенкомат, пусть не имея брони от призыва, таланты запевалы, бодрые рассказы, дающиеся через силу, поддерживающие товарищей во время стеснённого переезда в эшелоне, никто в расчёт брать не стал бы. Эти обстоятельства были абсолютно ничтожными в сравнении с трусостью и педательством. У него никак не укладывалось в голове, что вот так и его может быть скоро не станет, и не будет больше ничего, ни плохих, ни хороших, ни справедливости, ни ужаса.
- Не спи, москвич! - сказал кто-то над самым его ухом.
Глава 3
Рождение легенды
- Но это всё цветочки, а ягодки потом... - неожиданно пропел себе под нос Чуйков и начал медленно водить неровным ногтём по бумаге вдоль линии железной дороги Котельниково - Сталинград, то с юга на север, то с севера на юг, словно хотел нащупать подушечкой пальца жесткую стокилометровую линию железнодорожных путей, - итак, ещё раз, что мы имеем, а мы имеем, что, прорвав оборону 51-й армии у Цимлянской, гоня перед собой её остатки, по незащищённому направлению к Сталинграду движутся сразу десять вражеских дивизий, в том числе отборные танковые, которые фашисты сняли с наступления на Кавказ и повернули в тыл нашему Сталинградскому фронту.
В этот момент, легко вспрыгнув на крыло, шофёр Каюм поднял на вытянутых руках две алюминиевые кружки с водой и, блестя белыми зубами, сказал:
- Товарищ генерал-лейтенант, водички со льдом...