Сталинъюгенд

– Микоян Вано Анастасович, 1927 года рождения, ученик 8-Б класса 175-й школы.

– Адрес места проживания?

– В этой тюрьме, в камере 92.

– Это хорошо, что не падаешь духом и шутишь, но меня интересует адрес, где ты проживал до ареста.

– Кремль, Коммунистическая 33.

– Ну вот, так уже лучше. Теперь я тоже представлюсь. Моя фамилия Влодзимирский. Зовут – Лев Емельянович. Я – комиссар государственной безопасности, начальник следственной части по особо важным делам НКГБ СССР. Можешь называть меня либо «гражданин следователь», либо по имени-отчеству… Обвинительное заключение тебе предъявили. Знаешь теперь, за что арестован? Вину перед страной чувствуешь?

– Гражданин следователь. Из обвинительного заключения я ничего не смог понять. Там только написано, что я вместе с другими ребятами из школы обвиняюсь по статье 58 и по статье 19. А в чём именно состоит обвинение, там не написано.

– А ты не догадываешься, за что вас арестовали?…

– Я знаю ещё только про арест Серго. Вы нас вместе с ним обманули и нечестно сюда привезли.

– Что значит, нечестно?

– Сами знаете – даже переодеться не дали. А товарищ Берия и товарищ Меркулов…

– Они тебе не «товарищи»!

– Лаврентий Павлович и нарком госбезопасности меня уже допрашивали и сказали, что я виноват, но мой проступок останется на моей совести, поскольку я несовершеннолетний… А потом со мной беседовал следователь Шейнин. И он тоже не говорил, что я преступник.

– Ты, Вано, эти разговоры брось. Отвечай на поставленный вопрос.

– …Если ещё кто-то из моих знакомых арестован, то не знаю, за что. А я совершил очень плохой поступок, имеющий отношение к смерти Нины Уманской и Володи Шахурина.

– Ну вот, и расскажи о нём поподробнее. Не стесняйся. Времени у нас достаточно. Ты должен понимать – то событие было чрезвычайным. Нам необходимо всё выяснить и запротоколировать.

– А зачем же арестовывать?… Через полтора месяца. Я что, убегу куда-нибудь?

– Гражданин Микоян, здесь вопросы задаю я! И запомни, такое поведение ни к чему хорошему не приведёт. Или мы будем работать, или тебе придётся сильно пожалеть.

– Нет, я согласен отвечать. Но, пожалуйста, задавайте мне конкретные вопросы.

– Ну а как ты был связан с убийством Уманской?

Ваня подробно повторил свой рассказ в кабинете отца сразу после убийства. Влодзимирский слушал до конца, не перебивая.

– Это интересно, но ты ушёл от ответа на вопрос – почему Шахурин стрелял?

– Это только он знал. Я могу лишь догадываться. Я же описал его характер… Наверное, Володя очень не хотел Нину в Мексику отпускать. А что она могла сделать?

– Так, с этим всё пока ясно. Теперь расскажи про «Четвёртую Империю»? Как она появилась? Кто в неё входил?

– …Думаю, Шахурин подговорил ребят создать «тайное общество» из-за своей властности. Я старше на класс, и поэтому он предложил, чтобы мы руководили вместе. Но мне это было неинтересно, и я отказался. А ему очень нравилось командовать. Всё, что ребята делали в школе или после уроков, – сдавали нормы ГТО, водили машину, стреляли в тире, в олимпиаде участвовали – он оформлял, как действия в «тайном обществе».

– А кто туда входил?

– Володины одноклассники и Серго.

– Поимённо, пожалуйста.

– Да я на заседаниях ни разу не был. Вы у них сами спросите.

– Представь, что ты следователь, что твоя работа – выяснять причины и детали такого серьёзного преступления, как убийство молодой девушки, усугубленное страшными обвинениями убийцы в предательстве Родины… И вот сидит напротив тебя человек, вложивший в руки этого убийцы оружие, но вместо того, чтобы искренно помочь следствию полностью восстановить всю картину событий, все мотивы преступления и сопутствующие обстоятельства, он разглагольствует о том, что и без него понятно и известно… Как бы ты на моём месте посмотрел на такого обвиняемого? Как на раскаявшегося в своем поступке человека, желающего помочь органам, или как на преступника, всеми силами пытающегося уйти от ответственности?!

Вано не хотел представлять себя на месте следователя. Он сразу ощутил, что этот человек – заклятый враг, желающий его гибели. Ощутил, даже несмотря на доброжелательный тон этого человека и некоторую участливость. Но душу разрывал страх. И этот страх нёс парня к тому, чтобы, захлебываясь, начать говорить. Говорить всё, что знал и о чём догадывался. Говорить – без умолку, чтобы только заглушить в себе этот страх. Чтобы хоть на минуту оттянуть следующий вопрос. Но, несмотря на юность, несмотря на этот пронзивший его насквозь страх и несмотря на неопытность, как только он услышал убаюкивающие рассуждения Влодзимирского о помощи следствию, чутьё подсказало: отец был абсолютно прав – чем больше деталей он выложит, тем больше новых вопросов ему зададут, и продолжаться это будет без конца.

– А что ещё я должен вам рассказать? – Ваня едва сдержал порыв разоткровенничаться с этим ужасным человеком.

– Всю правду о преступных замыслах «Четвёртой Империи».

– Да я о ней только краем уха слышал. Меня это не касалось.

– И Серго ничего с тобой не обсуждал?