Сталинъюгенд

– Почему, он говорил про игру. Но она его увлекала очень недолго, а потом, как я понял, он оставался в организации по инерции. Да вы лучше его самого спросите!

– Я, наверное, догадаюсь, у кого из вас, о чём спрашивать. Ответь на вопрос, отчего, зная об антисоветском характере организации Шахурина, ты не сообщил о её существовании органам госбезопасности или кому-то из старших?

– …Я никому о ней не рассказывал, поскольку не придавал этому значения. Я вообще ничего не знал об антисоветских настроениях в организации.

– А кто из взрослых имел к ней отношение?

– Я ничего больше не знаю.

– Очень жаль, что ты не хочешь по-хорошему, – сухо подвёл черту Влодзимирский. – Но мой совет – когда пойдёшь в камеру, постарайся всё вспомнить. Если что-то придёт на ум, попросишься на допрос.

– Хорошо, я постараюсь.

13

После долгих размышлений, первым решился похлопотать за сына – Хмельницкий. Генерал понимал, что одноклассников арестовали с высшей санкции, а значит, и ходатайствовать надо было перед Сталиным. Рафаила Павловича воодушевило, что Верховный вскоре сам объявился рядом. Через два дня после ареста мальчишек Иосиф Виссарионович приехал на выставку трофейной техники, куда уже начали поступать новые экспонаты с полей боёв на Курской дуге. Хозяин, пришедший на осмотр в сопровождении Берии, Устинова и Василевского, остался доволен увиденным. Перед самым уходом он благодушно спросил у начальника выставки:

– Ну, как дела, Руда? Поправился после ранения?

– Так точно, товарищ Сталин!

– Ты что такой официальный сегодня?

– Иосиф Виссарионович, хочу обратиться к Вам с просьбой, и считаю себя не вправе делать это не по Уставу.

– Что произошло?

– Товарищ Сталин, у меня в семье большая беда – арестован сын Артём. Я, конечно, понимаю – «ни за что» у нас в тюрьму не сажают, но парню только пятнадцать… и хотелось, чтобы степень его вины определили как можно скорее.

– Ты прав насчёт того, что у нас «ни за что» не сажают. Сколько мне помнится, он не один по делу проходит… Этим занимается госбезопасность. Ей и карты в руки, всё выяснить, как положено. Так, товарищ Берия?

Оберчекист, напряженно слушавший диалог, сразу встрепенулся:

– Совершенно верно, товарищ Сталин.

– Ну вот, если товарищ Берия подтвердил, что чекисты над этим вопросом работают, то давай-ка, Руда, мы с тобой вместе и подождём результатов. Содержат их хорошо. Можешь не волноваться. А по всём остальным вопросам обращайся к товарищу Меркулову. Я его функций на себя перенимать не вправе.

– Спасибо за разъяснения, товарищ Сталин.

По большому счёту, Хмельницкий ничего другого от Вождя не ожидал – решение обратиться к Верховному спровоцировал родительский инстинкт, поэтому о разговоре с Иосифом Виссарионовичем он поделился только с женой, да и то в постели, перед сном.

* * *

Анастас Иванович Микоян, всё время напряжённый от беспокойства за судьбу детей, находился в двусмысленном положении. После давнего, первого, разговора со Сталиным ему стало совершенно невозможно обращаться с вопросом, как идут дела, к кому-либо кроме самого Хозяина. А спрашивать Иосифа, что тот надумал, казалось самоубийственным. Да и что спрашивать?

«…Коба, почему ты приказал арестовать моих мальчиков? Ты что, отправишь их в лагерь»? – Очень хорошие были бы вопросики.

Приходилось мучительно и унизительно ждать, поскольку Сталин ни разу после инициированной Микояном беседы не вернулся в разговорах к событиях на Каменном мосту.

Анастас Иванович составлял в уме различные комбинации.

«Если отвлечься от состояния Вани и Серёжи, то логика подсказывает, что ребят со временем всё-таки выпустят. Их кровь не нужна Сталину. Того должен на первых порах удовлетворить компромат, собранный против меня. Но компромат станет ценным, если докажут их вину. Поэтому крутить будут – до конца. Дай-то бог, чтобы с ними обращались по-человечески. А мне теперь, даже при лучшем исходе, всю жизнь на крючке у Кобы болтаться. Да… сделанного не вернёшь – придётся уповать на то, что сегодня я Сталину пока ещё нужен».

Однако все эти стратегически успокаивающие размышления разбивались о факт заключения мальчиков в тюрьму.