Открыто одиозным был пакт о «дружбе и границе», он дискредитировал СССР в глазах его сторонников, вводил в заблуждение советский народ и армию. Тезис об общей советско-германской границе означал признание германской аннексии Польши. Пакты попирали общечеловеческие принципы. Как было подчеркнуто на сентябрьском Пленуме ЦК КПСС в 1989 г., «советское государство, предпринимая различные меры для укрепления безопасности страны перед лицом фашистской угрозы, допустило грубейшие нарушения ленинских принципов внешней политики, отвергающей раздел сфер влияния. Мы это решительно осуждаем». В постановлении Съезда народных депутатов СССР «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года» показано, что секретные протоколы находились «в противоречии с суверенитетом и независимостью ряда третьих стран». Советско-германские соглашения 1939 г. на самом деле стоят в одном ряду с Мюнхенским соглашением. Они продолжили «умиротворение». И в Мюнхене, и в Москве великие державы договаривались с агрессором за счет независимости малых держав и в ущерб самим себе. Эмерсон с полным основанием отмечает склонность Сталина к «подражательству в проведении полностью дискредитировавшей себя политики по отношению к Гитлеру». Характерно, что диктатор осудил западные державы: Чехословакию отдали как «плату». А сам он разве не «платил» Гитлеру за счет Польши? Некоторые авторы утверждают: не было возможности предотвратить нападение Германии на Польшу. Но была возможность не участвовать в разделе Польши. Соглашение от 23 августа — линия по Висле (к счастью, позднее исправленная!) — иначе как «разделом» не назовешь. В этом смысле нельзя не согласиться с Г. Колем и многими в Германии, которые осуждают «позорный пакт» 23 августа.
Решения Съезда народных депутатов СССР, казалось бы, должны были положить конец сталинской фальсификации пактов. Тем не менее этого не произошло. Авторы публикаций в «Военно-историческом журнале» утверждают, что договоры с Германией полностью соответствовали международному праву и нравственным нормам. По мнению В. Прибылова, любое соглашение нужно оценивать в зависимости от того, насколько оно обеспечивает интересы данного государства. Но это же закон джунглей. А как быть с интересами мирового сообщества?
Значение советско-германских договоров нарочито преувеличивается, их влияние трактуется расширительно. Пишут о «зеленом свете», который будто бы был открыт войне. Но ошибочно полагать, что пакт сделал возможной или хотя бы ускорил ее. Опубликованный в западной литературе материал показывает, что нападение на Польшу не позднее 1 сентября было назначено задолго до пакта и независимо от него. Решение было принято после предоставления британских гарантий Польше, которым, помня Мюнхен, Гитлер не придавал значения. Тем более СССР не имел отношения к агрессиям, предшествовавшим мировой войне. В зарубежной литературе подчеркивают не только прямые аннексионистские намерения, но и выгодную политическую конъюнктуру (неслыханный успех Гитлера в Мюнхене, военное отставание западных держав), и предкризисное состояние германской экономики, выход из которого фашистские лидеры видели лишь в войне. Пакт был лишь одним из благоприятных внешних условий. Согласно ему РККА в момент германско-польской войны «стояла с ружьем у ноги». В этом отношении ее позиция ничем не отличалась от позиции Англии, хотя та и обещала Польше помощь. Пакт имел отношение скорее не к генезису войны, а к ее ходу. Так, он явно ослаблял позиции Англии и Франции в их конфронтации с Германией. Но он ничуть не обострил западноевропейских противоречий, породивших войну, к которым СССР не имел отношения. Побудительным мотивом вступления Англии и Франции в войну был не пакт, а нападение Германии на Польшу. Можно допустить, что при отсутствии пакта вступление западных держав в войну было бы еще более вероятным.