Сталинизм и война

Однако уже в будущем 1935 г. выработанная в Красной Армии вопреки мнению лиц, догматически оценивающих опыт прошлых лет, теория глубокой наступательной операции выдержит испытание на крупных маневрах Киевского военного округа. Они подтвердят вывод о гигантских возможностях танковых войск. 6 мая 1937 г. Тухачевский писал в «Красной звезде»: «Нам пришлось столкнуться с теорией «особенной» маневренности Красной Армии — теорией, основанной не на изучении и учете нового вооружения как в руках наших возможных врагов, так и в руках советского бойца, а на одних лишь уроках гражданской войны, на взглядах, более навеянных героикой гражданской войны, чем обоснованным ростом могущества, культуры, ростом крупной индустрии социалистического государства, а также ростом вооруженных армий наших возможных противников из капиталистического лагеря». Напомним, как безошибочно определил Тухачевский главное — антисоветское направление агрессии; подготовку Германией «могучей армии вторжения», основу которой составят «воздушные и быстроподвижные силы»; намерение путем «внезапных, молниеносных ударов» перенести военные действия на территорию противника[211].

Недавно опубликованы материалы совещания руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 г. Они показывают, что военное знание в стране, по крайней мере, на уровне теории достаточно полно учитывало важнейшие особенности современной войны, например, роль авиации и танков. В СССР заметили, что вермахт не оставляет своим противникам времени для развертывания их армий. Сошлемся, в частности, на доклад Г. Жукова «Характер современной наступательной операции», написанный И. Баграмяном (будущим маршалом), и доклад И. Тюленева «Характер современной оборонительной операции». Но это знание не было востребовано. Торжествовали ограниченность политических вождей и животный страх вождей военных[212].

Важно подчеркнуть, что ни Сталин, ни его советники не замечали, что лозунги, призванные служить заменой отсутствующей военной доктрины, не были обеспечены в военном отношении ни количественно, ни качественно. Было ли это заблуждение или блеф, предстоит еще изучить. Сейчас же можно с уверенностью сказать, что производство многих видов вооружения, известных перед войной, отставало или вообще не было организовано. Таковы дальние бомбардировщики, авиадесантная техника, ракетные системы большой дальности. Преобладание отсталых тенденций в военном строительстве на рубеже 30—40-х гг. не было случайным. В этом отражались коренные черты сталинизма.

Современные западные специалисты по военной истории видят в репрессиях провал развития Красной Армии, резкое снижение уровня обучения, военно-теоретической работы, замедление роста военной техники. По мнению Й. Хоффмана (ФРГ) во все более осложнявшейся внешнеполитической ситуации РККА была до основания сотрясена сталинскими чистками. Это было «болезненным проявлением», «формой коллективного сумасшествия». Он отвергает миф о советских маршалах-шпионах, допускает стремление укрепить тиранию с помощью этих убийств. Как считает Хоффман, в целом Красная Армия в 1935–1936 гг. «во всех отношениях представляла собой современные вооруженные силы». По мнению бывшего германского военного атташе в Москве Э. Кестрин-га, Красная Армия была лучшим и наиболее солидным среди государственных учреждений СССР. Другие авторы показывают, что Гитлер и его советники делали ставку на ослабление Красной Армии вследствие репрессий. По данным фон Белова, накануне операции «Барбаросса» «фюрер» говорил о Красной Армии как об армии без руководителей; по данным историка П. Гостони (Швейцария), Гитлер 9 января 1941 г. считал, что в этой армии не выросло еще новое поколение командиров. Отдельные историки полагают, что последствия репрессий чувствовались во время нападения 22 июня 1941 г. Р. Лоренц (ФРГ) считает, что до 22 июня 1941 г. Красная Армия успела пополнить командный состав. Это далеко не означает, однако, что к тому времени удалось преодолеть пагубное влияние репрессий 30-х гг. Оно прослеживается в развитии Вооруженных Сил СССР даже в последующие десятилетия[213].