Сталинизм и война

Симонов писал: к началу войны «армия оказалась не только в самом трудном периоде незаконченного перевооружения, но и в не менее трудном периоде незаконченного восстановления моральных ценностей». Репрессии неизбежно усиливали в армии атмосферу недоверия, а среди командиров — привычку чутко прислушиваться к мнению начальства, лакировку, безгласность. Они сковывали инициативу, без которой немыслимы ни боеспособная армия, ни успешные действия. К концу 30-х гг. в РККА сильно упала дисциплина, резко снизился уровень демократии, прекратились дискуссии в области военной науки. Усиливалась ненадежность собственного положения командиров. Наметился их определенный открыв от красноармейцев. Необходимо напомнить также включение в воинские уставы весьма жестоких положений, согласно которым командир должен был применять для восстановления порядка «силу и оружие». Армии лишь в определенной степени удалось восполнить эти утраты. Они, однако, не могли не сказаться резко отрицательно на ее состоянии, особенно в первые месяцы войны.

Военными историками не изучено, в какой степени повлияли на Вооруженные Силы бюрократизация, дегуманизация, деинтеллектуализация, свойственные сталинизму. Нет вразумительного ответа и на вопрос о том, был ли у Сталина и его советников вообще какой-либо конструктивный план военного строительства, развития Вооруженных Сил, армейских и флотских партийных организаций. Не ясно также, что из серьезного военно-теоретического наследия репрессированных было принято Сталиным, Ворошиловым и другими из окружения «вождя». Были ли они вообще вооружены тем, что называется военной доктриной. Прав Э. Топич (ФРГ), полагающий, что предвоенная стратегия СССР автоматически и бездумно переносила тезис о «превосходстве социалистической системы перед капиталистической» на военное дело[210]. На основе комчванства возникли лозунги «вести военные действия на территории врага», «ответить тройным ударом на удар поджигательной войны», ставка на революционный взрыв в тылу агрессора вследствие крайней слабости и скорого краха капитализма, на «легкую победу малой кровью».

После уничтожения подлинных полководцев и военных теоретиков и объявления «враждебным» их творческого наследия на месте былой доктрины Красной Армии, созданной М. Фрунзе, М. Тухачевским и другими известными деятелями, очевидно, остались лишь некие обрывки знаний и псевдонаучные суждения дилетантов от военного дела. По существу эти положения сомкнулись с весьма примитивной пропагандой. Приведем цитату из передовой «Правды» (1938. 3 июля) «Героические женщины героического народа»: «На всесоюзном совещании жен командного и начальствующего состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии бывшая батрачка, жена летчика и сама летчица П. Осипенко говорила: «В будущей войне, если на нас нападут, если нам придется столкнуться с противником, господство в воздухе будет за нами. Мы будем бить врага на его территории, как бы он ни был многочислен, где бы ни появлялся и откуда бы он ни наступал! И если потребует страна, если потребует партия и правительство, наши женщины вместе с мужьями, вместе со всей Рабоче-Крестьянской Красной Армией, под руководством нашего славного, любимого руководителя первого маршала Клима Ворошилова дадут должный отпор».

В борьбе двух направлений военно-теоретической мыли прогрессивное направление было сильно подорвано. Возобладало экстенсивное военное строительство, хотя передовые военная, военно-техническая мысль и практика не были полностью подавлены. Это обстоятельство сыграет большую роль в последующем развитии событий. Суть противоборства идей и их носителей чутко выявилась еще на XVII съезде ВКП(б) в критической речи Тухачевского и хвастливой — Ворошилова. «Необходимо… раз и навсегда покончить с вредительскими «теориями» о замене лошади машиной, об «отмирании» лошади… красная кавалерия по-прежнему является победоносной и сокрушающей вооруженной силой и может решать задачи на всех боевых фронтах».