Сталинизм и война

Однако без таких записей создать мемуары весьма трудно. Все это сильно повредило науке. Значительное число участников событий ушло из жизни, так и не оставив воспоминаний. Отмеченное наложило отпечаток и на изданные труды. По характеру своему большинство их — не чисто мемуарные, а скорее мемуарно-исследовательские труды. Авторы восполняли то, что утратила их память, материалами из прессы, архивов. Но в живых свидетельствах современников — главное достоинство воспоминаний, их основа — лично пережитое. Они восстанавливают те пробелы, которые почти неизбежно возникают в собраниях документов и прессы. Само название мемуарной литературы происходит от латинского слова «память». Наши мемуаристы часто становились историками не только вследствие такой специфики источников их трудов, но и пытаясь осмыслить прошлое, опираясь на воспоминания других свидетелей событий, исследования ученых, документы. «Воспоминания и размышления» — совершенно не случайно назовет, например, свой труд Жуков. Эти обстоятельства несколько обеднили мемуары. К тому же большинство их авторов и их помощников не было подготовлено к исследовательской работе. Этим объясняется, например, что изложение внешнеполитических вопросов в книге авиаконструктора А. Яковлева или военно-экономических — в книге полководца Г. Жукова носит на себе печать беспомощности. Совершенно недопустимо, когда многие мемуарно-исследовательские труды включают в себя некий псевдохудожественный материал, выдуманные диалоги и др.

Мемуары значительно оживили освещение войны в СССР. Их авторы, особенно полководцы, вносили плодотворные элементы научной полемики, делали поправки в трудах своих предшественников, дополняли картину былого, часто весьма бледно отраженную в документах и исследованиях. Напомним дискуссию по поводу высказывания В. Чуйкова о возможном захвате Берлина не в мае, а уже в январе — феврале 1945 г. Этой мыслью в идеологических целях воспользовались германские консерваторы: будто бы Советы сознательно стремились продлить агонию «третьей империи». Другие мемуаристы и историки показали, что с ходу в это время Берлин взять было невозможно. Войска Красной Армии в наступлении от Вислы до Одера израсходовали свои боевые запасы, их коммуникации были сильно растянуты, противник обладал еще значительными силами, он готовил контрудар по правому флангу советских фронтов. Всего этого не учитывал Чуйков. Мемуары полководцев обогатили наши знания боевых действий Красной Армии. Другие группы мемуаров, хотя и сравнительно малочисленные, проливали новый свет на некоторые стороны экономической, дипломатической истории войны, раскрывали важные моменты руководства войной.

Тем не менее воспринимать любые мемуары как истину в последней инстанции нельзя, хотя бы потому, что и после их написания становятся известными еще закрытые вчера документы, выходят в свет новые исследования. Науке давно известно, что все мемуары субъективны. Ученые, мемуаристы, писатели каждый по-своему отражают историю. Никто из них не может заменить друг друга. Мемуарная литература никогда не заменит научной, поскольку участник или наблюдатель события, какую бы роль он в нем не играл, не может охватить всей картины в целом. Никто из грамотных мемуаристов, естественно, не стремился и не мог стремиться к этому, поскольку они видят лишь одну сторону события. Как правило, нельзя судить о человеке по тому, как он сам о себе думает. Невозможно, например, составить представление о деятельности Ставки или Генерального штаба исключительно по воспоминаниям Г. Жукова, А. Василевского, С. Штеменко. Нужны другие, не зависимые от названных мемуаристов источники. Это ничуть не «бросает тень» на полководцев, в чем поспешил кое-кто обвинить историографов. Здесь воспроизводится азбучное правило исторического источниковедения.

Мемуарист связан симпатиями с описываемыми им лицами. Он сам несет ответственность перед историей и излагает ее в выгодном для себя свете, подчас невольно. Многие авторы в момент написания своих воспоминаний оставались под сильным влиянием ложных пропагандистских трафаретов прошлых лет. Так можно объяснить нередкие проявления конформизма в мемуарах Эренбурга «Люди, годы, жизнь». Часто на них оказывает давление нынешняя политическая конъюнктура, и авторы не могут написать, по крайней мере, опубликовать правду. По этим причинам, а также вследствие ненадежности человеческой памяти разные издания книг одних и тех же лиц подчас бывают различными. В случае с воспоминаниями о Сталине необходимо иметь в виду, что всех своих политических и военных приближенных он подбирал, как правило, по принципу личной преданности. И это не могло не отразиться на мемуарах. Может быть, наиболее ярко это прослеживается в книгах его любимцев — Штеменко, Устинова. Крупицы жестокой правды пробиваются в книге Штеменко, например, вопреки доминирующему желанию автора представить своего высокого благодетеля в лучшем свете.