Сталинские соколы

В небе закрутилась карусель из немецких бомбардировщиков и наших истребителей. Впереди на расстоянии метров триста я увидел еще один «Юнкерс». Захожу сбоку слева снизу как бы «с восьми часов» и с расстояния метров в сто пятьдесят нажимаю на гашетку, дав залп по кабине и задней части мотора. Немец загорелся, а я все жал и жал на гашетку, пока у бомбардировщика не отвалился кусок левой плоскости и он огненным факелом понесся к земле. Я попытался атаковать других «лаптежников», но безрезультатно отстрелял оставшийся боезапас. Пулеметным огнем мне повредило остекление фонаря, но я был цел, только находился как в ступоре, оружие молчало, а я все висел на хвосте очередного бомбардировщика, продолжая давить на курок. Не знаю, сколько бы это продолжалось, но в чувство меня вернул изменившийся звук моего двигателя. Мотор затрясло, обороты упали. Я проверил магнето – оба включены, бензина хватало, медленно начало падать давление масла. Поняв, что самолет получил повреждения, я вышел из боя и направился в сторону аэродрома.

Удивительно, но я вернулся на аэродром с работающим двигателем. Как выяснилось потом, 7.92мм пулей повредило один из двенадцати цилиндров, но двигатель не заглох и не заклинил. Роллс-ройс Мерлин показал себя с лучшей стороны.

В этом бою нашим полком было сбито семь самолетов противника, еще пять – были уничтожены зенитным огнем или потерпели аварию.

Полк потерь не имел. В своем донесении я написал, что атаковал группу пикирующих бомбардировщиков и сбил один, затем, расстреляв весь боезапас и получив повреждения, приземлился на аэродроме. Осталось получить свою положенную тысячу рублей за сбитый!

«Свою» тысячу я так и не получил, только расписался, в ведомости. Если деньги пошли в Фонд обороны – это хорошо. Около месяца ушло на ремонт моего «Харитона». За это время полк успел перебазироваться на Карельский перешеек для поддержки наступления войск Волховского фронта.

11 сентября в 11.15 поднялись в воздух на свободную охоту с целью прикрыть район. Ленинград – Синявино. Наша группа – четыре Харрикейна в составе. капитан Ефимов, лейтенант Каберов, капитан Львов и я. Вслед за нами вылетело звено Харрикейнов. Мясников, Руденко, Сухов, Бондаренко. Итого в воздухе восемь машин.

Ясно. Редкая кучевая облачность на высоте 1200 метров.

Минут через сорок вторая группа сообщила, что видит группу Ме-109 барражирующих на высоте три тысячи метров в районе Синявино и вступает с ними в бой. Наше звено направилось в указанный район, но самолетов не увидели. Сделав круг на высоте шести тысяч футов, мы пошли на аэродром.

На посадке я вовремя не заметил другой самолет, допустив опасное сближение. К тому же, вместо того чтобы уйти на второй круг, я обогнал садящийся самолет и сел впереди. Получилась как бы посадка парой. За подобную самодеятельность меня отстранили от полетов на две недели и дали «строгача».

Несмотря на то, что прямого столкновения с противником не было, вылет считался боевым. Наше звено в этот день потерь или побед не имело, а вот вторая группа, заявив о четырех сбитых немцах, потеряла двух летчиков, погибли мои боевые товарищи Мясников и Сухов. Место падения самолета майора Мясникова не обнаружили, самолет капитана Сухова упал между Синявино и Невой.

Это был мой заключительный боевой вылет в составе полка. Запасных частей катастрофически не хватало. Воздушный винт с моего Харрикейна установили на самолет командира эскадрильи, его винт раскололся в одном из вылетов. К концу октября в результате кровавых боев и перебоев с поставками в 3-ГИАП осталось восемь исправных «Харитонов» и семнадцать человек летного состава.

В ноябре пришло пополнение. одиннадцать ЛаГГ-3 и шесть летчиков летающих на этом типе. Полк стал дежурить на земле, выполняя функции ПВО, так как поднять в воздух одновременно более шести машин не могли. Я не был обучен на ЛаГГе и снова стал «безлошадным». В январе в полк пришла разнарядка. выделить несколько летчиков, летавших на Харрикейнах, в группу перегонщиков. Командир полка Николай Никитин, сменивший Кондратьева в середине лета, предложил мою кандидатуру. Не знаю, хотел ли он избавиться от меня, как от мало проявившего себя пилота, во всяком случае, конфликтов у меня в полку не было, а за три боевых вылета был даже один сбитый. Не думаю, скорее всего, это было оптимальное решение. Во-первых. я хорошо освоил иностранную технику и не имел «проблем» с футами, галлонами и милями, во-вторых. у меня не было рабочего самолета и мне все равно нужно было переучиваться.