Сталинский проконсул Лазарь Каганович на Украине. Апогей советской украинизации (1925–1928)

Борьба с «хвылевизмом» и «шумскизмом» развернулась на фоне очередной украинизаторской демонстрации: в начале октября 1926 г. Киевский оперный театр перешел на украинский язык. Год назад, в октябре 1925 г., была открыта Украинская государственная опера в столичном Харькове (директором стал актер и режиссер С. И. Каргальский), а теперь и Киевский оперный театр получил наименование «Киевская государственная академическая украинская опера». Для координирования деятельности национальных оперных театров трех крупных городов — Харькова, Киева и Одессы — СНК УССР создал Объединение государственных украинских оперных театров, которое возглавил режиссер И. М. Лапицкий. Все оперных коллектива начали сезоны почти одновременно: в Харькове — 30 сентября, в Киеве — 1 октября, в Одессе — 8 октября 1926 г. Оперные спектакли в этих театрах должны были исполняться на украинском языке. Однако вокруг принципа построения репертуара велось немало споров. В Харькове репертуар первого сезона украинской оперы включал в себя 6 произведений западноевропейских композиторов и 3 русские классические оперы. Как считал композитор Ф. Е. Козицкий, «принцип использования иностранных опер, но на украинском языке, должен быть положен в основу строительства будущего оперного сезона»[577]. Так, украинская переводчица, прозаик и драматург Л. М. Старицкая-Черняховская перевела либретто многих классических опер — «Орфей» К. В. Глюка, «Риголетто» и «Аида» Дж. Верди, «Фауст» Ш. Гуно, «Чио-Чио-Сан» Дж. Пуччини, «Золотой петушок» Н. А. Римского-Корсакова[578]. Опера в Киеве была торжественно открыта спектаклем «Аида» Дж. Верди, первый сезон Одесского оперного театра открылся постановкой «Князя Игоря». Зимой 1926/1927 г. в Харьков приехал Л. В. Собинов, специально выучивший украинский язык для исполнения оперных партий[579].

В то же время существовали и приверженцы репертуара из украинских, а не из «искусственно украинизованных» опер. Сторонники такого подхода говорили о «настоящем украинском» оперном театре, который создавался на общественных началах в Киеве под художественным руководством режиссера С. Бутовского в начале 1926 года. Этот коллектив, названный «Украинской музыкальной драмой имени Лысенко», активно готовил постановки опер Н. В. Лысенко «Энеида» и «Утопленница» и планировал работу над «Аскольдовой могилой» А. Н. Верстовского[580].

Людмила Михайловна Старицкая-Черняховская (1868–1941) — украинская, советская писательница, поэтесса, драматург, прозаик, переводчик, мемуарист, общественный деятель

Канадский театровед украинского происхождения В. Д. Ревуцкий вспоминал: «Огромным событием начала октября 1926 г. был переход Киевского оперного театра на спектакли на украинском языке. Уже целый год доходили увлекательные слухи из Харькова об успехах там столичной украинской оперы, а теперь это стало реальностью в Киеве. Моему восторгу не было предела, когда добрался на премьеру, хоть и сидел в 10-м ряду „галерки“. Премьерой шла „Аида“ Верди в переводе Людмилы Старицкой-Черняховской. <…> Но вершиной сезона 1926–1927 гг. в Киевской опере стал спектакль „Мейстерзингеры“ Вагнера»[581]. На это событие обратил внимание в своих воспоминаниях и литературовед-эмигрант Г. А. Костюк. Он писал, что сезон 1925–1926 гг. в оперном театре Киева был русскоязычный, а 1926–1927 г. — уже украиноязычный[582]. Подобное внимание именно к опере было не случайно, поскольку событие имело также и символическое значение. Подобным актом большевистское руководство подтверждало твердость своих намерений, как бы заявляло, что теперь украинский язык распространялся и на высокое искусство, противопоставляло свою политику политике царского правительства, запрещавшего на малороссийском наречии «сценические представления, тексты к нотам и публичные чтения»[583]. С. А. Ефремов записал в своем дневнике, что «открывали» оперу шумно, с музыкой и фанфарами, с государственным гимном и речами, говорили, «что до большевиков не было ничего, никакой украинской культуры, а большевики пришли — сразу появилась и украинская культура, театр, опера»[584].

Отношение к опере на украинском языке было двояким. Ефремов упоминал, будто бы Л. В. Собинов, приехав в Харьков, «первым делом поподчеркивал все ошибки в объявлении, что нашел у себя в гостиничном номере. Говорят также, будто где-то напечатано факсимиле его письма по поводу украинского текста в опере: пишет вроде, что украинский текст для пения годится больше, чем русский, и приближается к итальянскому». Зато другим — их Ефремов назвал «русопятской» публикой — нововведение было «как нож в сердце». Они негодовали, что «даже сам „душка Собинов“ поет „на этом, с позволения сказать, собачьем языке“». Ефремов писал, что слышал, как в театральной курилке кто-то возмущался: «Помилуйте — это верх безобразия, это кощунство коверкать стих Пушкина в „Пиковой даме“, заменяя это „Виновой кралей“»[585].