Стальная бабочка, острые крылья…

– ОК, – взгляд Би вернулся из неизвестной дали и она взяла баночку. – Спасибо.

– Не за что. Это, наверное, тяжело – все время ходить в этом костюме?

– Нет. Мне уже сложно представить себе, как это – быть без него.

– Ты так давно его не снимала?

– Не то чтобы давно… просто за это время очень многое произошло.

Би замолчала, открыла склянку и принялась наносить мазь на лицо.

– Ты… не хочешь говорить об этом, да? – тихо спросила Мириам. – Тогда я не буду спрашивать. Я вижу – у тебя очень светлая кожа, и очень нежная… и солнце тебя обжигает. Ты, наверное, из крепости, а я видела крепости только издалека. Но ты когда-нибудь расскажешь об этом, правда?

– Правда… если захочешь.

– Думаешь, в Хоксе опасно?

– Я знаю. Рука – это тебе не одна банда рейдеров, которую смог бы отогнать храбрый барон с двумя десятками наемников.

– Я была в Хоксе. Мне он показался большим городом, и у барона должно быть много воинов. Он стоит на холме, и у него есть стены и вышки, и, кажется, даже пушки, я не рассматривала.

– Скоро увидим…Не думаю, что стоит оставаться там надолго.

– Я поняла. Но там, по крайней мере, есть гостиницы и постоялые дворы, там есть даже ванны из стали. И нам понадобится больше еды, и не такой, как сейчас – нужны будут витамины, можно будет купить чеснок, весенних яблок – в Хоксе замечательные яблочные сады.

– Ты очень практичная.

– Да? Меня всему научили родители… и у меня же был свой двор. А это очень трудно – содержать двор, особенно когда работники поразбегались.

– И ты очень хорошо обращаешься с детьми…

– А как с ними можно плохо обращаться? У многих моих постояльцев были дети, да и сами постояльцы иногда вели себя не лучше.

– Я… не очень умею. А ты, как для твоего возраста, гораздо лучше их понимаешь.

– Моего возраста? А что не так с моим возрастом? На фермах девчонки в двенадцать лет уже выходят замуж, а к четырнадцати у них уже по двое детей. Я – гораздо взрослее, чем они, разве нет? И должна знать и уметь больше…

– Я вижу… я просто не ожидала.

– А разве в крепостях не так?

– Нет, там взрослеют дольше.

– Дольше? Насколько?

– Сложно сказать… Но я ожидала, что ты будешь вести себя как ребенок… вроде Тани.

Мириам рассмеялась.

– Так и она уже не ребенок. И ведет себя почти как взрослая. Вот Рок – другое дело, но он мальчишка, а они все такие.

– Такие?

– Такие…

Она замолчала.

– А что значит твоя татуировка? – неожиданно спросила Би.

– Ты заметила? – Мириам почувствовала, что краснеет. – Я сделала ее год назад, в Хоксе. Это иероглиф, который означает «счастье» на каком-то древнем языке. Мне его посоветовал сделать один… юноша.

– Твой?

– Я думала, что мой. Он обещал приехать. Мы были вместе всего несколько дней, и больше я его не видела. Я была дурой, но татуировка… и правда красивая.

– Извини.

– Да я сама виновата. Я мало общалась с мужчинами до этого. Нужно было думать. А у тебя есть татуировки?

– Да… есть. Две.

– Правда? А какие?

– Одна – об окончании… обучения. Она на шее, сзади. А вторая – бабочка. Она вроде твоей… на бедре.

– Тоже… парень?

– Да… очень давно. – Би протянула баночку с мазью Мириам. – Спасибо. Давай спать.

– Ты разве вообще спишь?

– Да. Хотя и не очень хорошо… в последнее время.

Прежде чем вернуться к костру, Мириам подобрала мокрые вещи, о которых совершенно забыла. Би давно выключила воду, шорты и майка Мириам одиноко мокли в быстро высыхающем озерце водосборника.

Пустыня жила своей жизнью. По холмам гулял ветер, и прямо на глазах Мириам через дорогу перебежал тушканчик – и замер, глядя в сторону костра. Дети уже спали… По крайней мере, Мириам так показалось. Стоило ей завернуться в одеяло и улечься у костра, как рядом с ней бесшумно оказалась Таня.

– Можно я у тебя тут посижу? – спросила она шепотом.

– Тебе совсем не хочется спать?

– Хочется, но я так… мне никогда не приходилось спать прямо под открытым небом. И на песке.

– А ты просто ложись, и не старайся заснуть…

– А сюда… никто не подкрадется?

– Нет. У Би в машине стоит такая штука, которая видит все живое вокруг… очень далеко. Никто не подкрадется, а если все-таки окажется близко – то у меня под подушкой пистолет.

– Правда?

– Правда, – Мириам продемонстрировала рукоять игольника.

– Он заряжен?

– Да, конечно, двадцать восемь иголок.

– И ты стреляла в людей?

– Да.

– И убивала?

– Как-то пришлось.

Таня хотела спросить еще что-то, но так и не спросила. В сумерках Мириам видела только ее силуэт на фоне розового неба.

– Ложись, – сказала она наконец. – Ты же не будешь сидеть так всю ночь.

Таня легла на ее одеяло, лицом к ней.

– Скажи, – прошептала она, – ты не молишься перед сном?

– Нет, – удивилась Мириам.

– А я… забыла. Мы всегда читали молитву перед едой, и перед сном, но у меня в голове все словно смешалось. Я плохо помню слова, и сейчас не знаю, что нужно говорить. Как ты думаешь, Бог может обидеться на то, что я пропустила молитву?

– На меня он никогда не обижался. И вообще, я думаю, что он на маленьких не обижается.

– Я не маленькая. Я самая старшая в миссии, и я….