Стальная бабочка, острые крылья…

– Не бойся. Мама как-то говорила мне, что для настоящей молитвы помнить слова не важно. Ее можно сказать своими словами, и если они искренние – Бог тебя поймет.

– Своими словами?

– Да. Просто тихонько скажи то, что всегда говорила… но по-своему.

– Думаешь?

– Попробуй.

Таня еще несколько мгновений собиралась с духом, потом глубоко вдохнула и зашептала:

– Господи, пожалуйста, защити меня от всего страшного и ужасного, и защити тех, кто со мной, и всех хороших людей, и дай пережить эту ночь. Аминь.

Она снова вздохнула.

– Да, наверное, так правильно. Теперь можно спокойно спать, правда? Правда? Ты что, плачешь?

– Да… просто вспомнила что-то… Давай спать.

– Вспомнила? А что?

– Спать!

– Ну хорошо, – она повернулась на другой бок, спиной к Мириам. – Спокойной ночи.

– Спокойной… – Мириам сжала зубы, чтобы снова не заплакать… чтобы не думать о молитве, которая как две капли воды была похожа на ту, что читала перед сном приемная мама… всего два года назад.

Очень долгих два года.

Глава VI

Интермедия VI

Тако не считал себя сумасшедшим.

Более того, он считал себя разумным, рассудительным и смелым бойцом, которому ничего не стоило бы возглавить восьмерку или даже двадцатку Тигров. Он и во сне никогда не признался бы себе, что боится чего-то на дороге, – но ехать ночью по незнакомому хайвею было сущим безумием.

Он сидел на броне передового кара, вцепившись в крепко приваренные скобы, и холодный ветер пронизывал его до костей. Кожаная броня, неплохо державшая удар ножа или тупого копья, совсем не спасала от холода, и рукоять игольника, обмотанная пластиковой лентой, почти примерзла к ладони. Тако был голоден, а еще ему было страшно – и он совершенно не понимал, почему.

Все началось с того, что они подобрали этого человека – по крайней мере, он четко помнил его фигуру, узкую, высокую, в сером пыльном плаще. Они отделились от основной двадцатки, чтобы проехать десяток километров на восток по хайвею, и там наткнулись на него.

Наверное, Тако увидел его первым – он всегда отличался хорошим зрением, и к тому же снаружи было гораздо дальше видно. Он пытался вспомнить этот момент, но все смешивалось… Крохотная точка – человек, стоящий рядом с дорогой – мгновенно вырастала, и Тако видел его лицо, в которое ему совсем не хотелось смотреть.

Человек был изуродован. Куски металла покрывали его правую щеку и висок, спускаясь до подбородка и оставляя нетронутыми только глаза. Выглядело это так, будто на него лили расплавленное железо, которое потом затвердело – но почему-то Тако, который видел, как людей пытают тепловым резаком, боялся на него взглянуть.

Незнакомец взобрался на его машину и сел на броню, взявшись за поручень, как настоящий тигр – и сейчас он, кажется, все так же сидел рядом, но мысли путались, и Тако иногда забывал об этом.

Сломанная Маска – так его звали, хотя Тако не был уверен, ведь сам незнакомец своего имени не называл. Он вообще не разговаривал, только несколько раз поворачивал голову в его сторону, что заставляло Тако прижимать подбородок к груди и съеживаться, как высохшее яблоко.

Сначала ему казалось, что Кода, старший восьмерки, знает, зачем они взяли незнакомца и почему не расстреляли его прямо там, на хайвее, но потом заподозрил, что Кода, так же, как и он сам, охвачен каким-то безумием, и просто не может сопротивляться силе, влекущей их кары дальше по темной дороге.

В какое-то мгновение этой бесконечной ночи, когда страх стал совсем невыносимым, он собрал свои мысли в кулак, и все-таки повернул голову – только для того, чтобы встретиться глазами со Сломанной Маской, смотрящим прямо на него. Тако видел, как бьются на ветру его длинные белые волосы, как поблескивают металлические осколки при свете звезд, – но все остальное тонуло во тьме и свисте холодного воздуха.

– Не бойся, – сказал темный провал на месте рта. – Уже совсем недалеко.

– Есть хочется, – невпопад ответил Тако, совсем забывший, что он хотел сказать до этого.

– Спи, – ответила темнота… и сомкнулась вокруг, оказавшись совсем не страшной. Куда-то пропали и холод, и броня, и холодная рукоять игольника, тьма была мягкой и теплой, как девушка-рабыня, которую он изнасиловал когда-то на ферме перед тем как убежать в Эрг, к Тиграм.

– Спи, – сказал Сломанная Маска. Его глаза слезились от ветра, плащ почти не защищал от холода, и он ужасно замерз. – Спи, тебе завтра умирать.

I

Мириам снились трупы. Множество тел, разбросанных среди обломков каров и сухих деревьев в пустынной долине, окруженной горами. Она искала среди них Таню, Рока и Тони, переворачивала, вглядывалась в неразличимые лица, и ее сердце замирало от страха, от того, что они лежат где-то там, и нужно похоронить их, пока не пришла ночь, а с ней – волки. Она склонилась над очередным трупом в белой одежде, когда тот вдруг вцепился ей в запястья и потянул к себе, блестя мокрыми шариками глаз. Мириам рванулась… и поняла, что лежит у костра, под теплым колючим одеялом, мокрая от пота, а Таня пытается ее растолкать. Светало, костер давно погас, над холмами вставала робкая ранняя заря.