Стальная империя

Славный человек оказался этот господин Цзяо, поистине славный! Помимо всех вышеперечисленных качеств он ещё и принадлежал к знатному роду, чуть ли не самому императору приходился родственником – вот потому тот его и не топил. Просто сослал в качестве наказания в беспокойное Пограничье, ну, а к кнуту добавил и пряник – восточную столицу, Ляоян, куда господин Цзяо и должен был направиться после успешного выполнения императорского задания. Направиться не улицы мести – помощником городничего, или как там этот чин у них, у чжурчжэней, именовался. В общем, второй человек в восточной столице будет, грех такой возможностью не воспользоваться.

Однако, хорошенько подумав, Баурджин скривил губы и недовольно буркнул:

– Пустышка!

– Да почему же пустышка? – захлопал глазами Гамильдэ-Ичен.

– А потому что… Ну что нам толку от этого Ляояна? Это где? У чёрта на куличках, вот где… Рядом с Порт-Артуром… Помните, вальс ещё такой был знаменитый – «На сопках Маньчжурии» – пам-пам-пам пам-па-пам… – Баурджин напел было, да, вовремя очнувшись, махнул рукой: – Эх, да ничего вы такого не помните… И не можете помнить. А жаль!

Гамильдэ-Ичен и Игдорж Собака незаметно переглянулись. То есть это им казалось, что незаметно. Покрутили б у виска, если б знали такой жест, ну а так просто-напросто закатили глаза к небу, хотя, змеи такие, ведь уже побывали сами однажды в тысяча девятьсот тридцать девятом году… в тисках армейской контрразведки девятой кавалерийской дивизии. Откуда еле-еле – с помощью Баурджина – и выбрались. На «эмке» покатались, телефон, автоматы-пулемёты видели, а теперь – ишь, глазёнки закатывают. Псих, мол, начальничек-то!

После того случая, как выбрались, Баурджин ещё раз – чисто ради эксперимента – попытался уйти в тридцать девятый. И место было известное – старый дацан в урочище Оргон-Чуулсу, и время – сентябрь-октябрь – «месяц седых трав», и условия – гроза.

И ничего! Сидел себе, как дурак, под дождём, смотрел, как сверкали над головою молнии, – так ничего и не высидел. Нет, один раз показалось, будто вдруг пролетел среди туч японский истребитель «тип-97»… Да вот именно что – показалось. Плюнул тогда Баурджин, подозвал свистом коня – и вперёд, в родное кочевье. А потом заботы одолели, служба – так, ещё пару раз приходил к урочищу. С тем же результатом, вернее, без оного. Что и говорить – на всё Божья воля. Да и – по-честному если – не так уж и тянуло Баурджина назад, в двадцатый век. Там он своё, по сути, отжил. А здесь – семья, любимые женщины, дети. И служба. Здесь он нужен, нужен всем. А потому – вот она, настоящая жизнь, в монгольских степях, в сопках, покрытых густым лесом, в кочевьях, где каждый второй, не считая каждого первого, – добрый приятель и друг. За этот мир и сражался теперь Баурджин-нойон. За свой новый мир… за семью, за друзей…

– Да, что нам до Ляояна? – перебивая мысли князя, негромко протянул Игдорж. – Далеко больно. Вот если бы – Датун или Чэнду!

А Баурджин вдруг напрягся, сел на доже, прислонившись спиною к стене. Думал… Плохо так, неуютно думал, не думал даже, а вроде как бы ловил за хвост ускользающую полевой мышью мысль… Ляоян, Ляоян… Ляо…

– Ляо…

– Ляо? – воскликнул умник Гамильдэ. – Знакомое слово!

– Ну-ка, ну-ка! – Баурджин, как хорошая гончая, только что взявшая след, уже почувствовал будущую удачу. Ноздри его расширились, в глазах загорелся огонь. – Ну-ка, Гамильдэ, дружище, что ты там знаешь об этом Ляо?

– Ляо – «Стальная», – тихо пояснил молодой человек. – Так называлась империя киданей, около сотни лет назад поверженная чжурчжэнями.

– Ага. – Нойон потёр руки. – Теперь и я это вспомнил. Ляоян, Лаодун, Ляоси – так, кажется, называется тамошняя речка? Кидани… Значит, кидани… Думаю, они не смирились со своим поражением, а?

Глава 3 БЕЖЕНЕЦ ИЗ СИ-СЯ Осень 1210 г. Ляоян

Не спится. Осень, что ли, будоражит?

Удары в гонг считаю каждой стражи.

Цю Цзинь. Осенней ночью

Ах, какой славный человек этот мастер Пу Линь, поистине славный! Как он приятен в общении – слова грубого не скажет, и речь его так плавна, так льётся, как, кажется, и птицы-то не поют. Бывает, иные говорят грубо, ругаются, хэкают, плюются, прямо-таки изрыгают из себя слова, кажется, и с большим трудом даже, а вот этот не таков – говорит мягко, красиво и всё время кланяется, улыбается, будто не сосед к нему заглянул на минуточку, а зашёл в гости самый лучший друг. Что ж, славный человек, славный…