Адмирал Того задумался. То, что Макаров-сан делится с ним своими стратегическими планами, тоже должно было что-то значить… Возможно, русские желают, чтобы Япония, восстанавливая свой флот, с самого начала ориентировалась именно на эту совершенно иную концепцию? Это неизбежно: островная держава без флота – колония, а колонизировать Ямато русские явно не собираются и вряд ли мечтают, чтобы это сделал кто-то другой.
– Полагаю, вы правы. Знаете, господин Макаров, большинство наших кораблей так и не успели задействовать свои шестидюймовки. Ваша идея насчет уменьшения количества среднекалиберных пушек на «Пересветах» была правильной, но вам следовало бы компенсировать их отсутствие увеличением числа противоминных орудий.
– Да, это была ошибка, и мы довольно дорого за нее заплатили. Следовало вообще убрать все орудия Канэ, трех-и шестидюймовые, и заменить их на германские в сто пять миллиметров. Но у нас не было на это времени. Впрочем, мы можем обсудить пути развития военных флотов мира позднее, Того-сан. И… Не могу ли я тоже обратиться к вам с просьбой?
– Я к вашим услугам, Макаров-сан! – почтительно ответил адмирал и подумал: «Да, похоже, русские не собирались вычеркивать Японию из числа морских держав. И это явно не было самодеятельностью отдельно взятого адмирала. Флаг! Значит, это было…»
– На мирных переговорах, – продолжил Макаров, – изначальная установка российской делегации будет включать в том числе и аренду этого острова под военно-морскую базу на девяносто девять лет.
– Изначальная?
– Да. Но на самом деле моего государя устроит срок в двадцать четыре года.
– Это немного.
– По словам императора, России вполне хватит этого времени, чтобы укрепиться в Северной Маньчжурии и на Дальнем Востоке, включая Сахалин, Камчатку и Курилы, и не опасаться новых действий со стороны вынуждаемой внешними силами Японской империи, даже при условии наличия у нее современного и мощного флота.
Адмирал Того отметил про себя, что Макаров не упомянул ни Корею, ни Формозу, ни, собственно, Китай. Что ж, русские тяготеют к северу по своей природе. Значит, другие варианты все еще открыты для Японии. И на период восстановления флота – долгий, тяжелый, длительностью как раз примерно в поколение – было бы даже неплохо иметь барьер, отделяющий Японию от набирающих мощь и запускающих свои щупальца в Азию Северо-Американских Соединенных Штатов.
Андреевский флаг, одиноко развевающийся над островом, имеет важное значение!
Ленин
Прошло уже не менее четверти часа, а они все сидели молча друг напротив друга, помешивая давно остывший чай, хрустя ломкой баранкой и поглядывая исподлобья на визави, думая каждый о своем, но занимаясь при этом исключительно личностью собеседника.
Ленин, как ни старался, не мог уловить в глазах монарха хотя бы след обиды или злорадства, как не услышал ни одного слова упрека по поводу трагических событий в Финляндии. Казалось, император вообще не был удивлен таким развитием событий с буйством националистов, окончательно откинувших даже видимость революционной риторики и активно занимающихся окончательным решением русского вопроса в княжестве.
Вот, кажется, прямой повод топтать и ничтожить. А он сидит молча, в глазах непонятная грусть и сочувствие… Так смотрят на тяжело больного человека, при котором боятся огласить диагноз врача. Это удивляло, раздражало и дезориентировало. Ленин привык к ожесточенным спорам, к смертельному противостоянию и в состоянии конфликта со всем белым светом чувствовал себя как рыба в воде… А этот сострадающий, без тени сарказма взгляд самодержавного правителя и злейшего врага его идей… Невыносимо.
Император же с непонятной, гнетущей ностальгией смотрел на человека, которого столько времени считал своим учителем, кому старался подражать, чьи идеи защищал и претворял в жизнь, пока не увидел пугающую разницу между марксистской теорией и революционной практикой. В частности, действительность разбивала вдребезги постулат Маркса «у пролетариата нет Отечества» и убежденность Ленина в природном интернационализме трудящихся. События в Финляндии в 1918-м и в Польше в 1920-м продемонстрировали совершенно другое, очень даже национальное лицо рабочих и крестьян.
Помня это, Сталин попытался в 1922-м провести свой собственный проект построения социалистического государства – без всякого союза независимых стран, с включением всех национальных окраин в состав Советской России… Ух, какой жестокий конфликт с Лениным пришлось тогда выдержать и отступить… А во время Великой Отечественной войны все стало ясно окончательно. Пролетарский интернационализм – польский, болгарский, венгерский, немецкий – просыпался тем сильнее, чем решительнее наступала Советская армия, чем неотвратимее был виден крах Третьего рейха.