Стальная метель

Обученных он выстроил, прошёлся перед ними и сказал:

— Мы зачинаем битву. Наше дело — доскакать до кораблей и поджечь хотя бы несколько. Потом сразу же удираем, не задерживаемся ни на миг лишний. Смотреть на меня, удирать следом за мной. Там будут колдуны. Не бояться. Смерть что от копья, что от колдовства — одинакова. Я знаю, я умирал и от того, и от другого. Но, повторяю, не зарываться. Туда — и сразу назад. Проверить сейчас огнива, фитили, горшки с углями, горшки с маслом. Стрелы огненные ещё раз напитать, факелы ещё раз напитать. На всё даю десять лепт, потом отставших не ждём.

Те, кому поручено было иметь дело с огнём, тут же бросились исполнять приказ. Прочие стояли: пешие переминались, поправляли снаряжение, конные просто переглядывались нетерпеливо. Кони фыркали, трясли головами. Пар поднимался над ними…

Холод продирал по хребту.

Странное чувство владело Акболатом, вроде бы и неуместное здесь — чувство вины. Он не знал, перед кем. Точно не перед воинами, которых он сейчас поведёт в бой. Доля воинов — идти в бой и умирать, если потребуется, а доля начальников — сделать так, чтобы эти смерти были не напрасны… Нет, что-то другое подгрызало его, ум метался, но никак не мог зацепить ускользающее в последний миг чувство.

Он волевым усилием остановил эти метания. Если что-то или о ком-то забыл, то — вспомнится само в нужный момент. Всё.

Те, кто отходил, возвращались, вставали на свои места.

— За мной, — сказал наконец Акболат и тронул коня.

Фриян знал, что перед битвой надо высыпаться, но в эту ночь не смог смежить веки. Словно дикая белка металась у него в груди… Едва он закрывал глаза, как перед внутренним взором разворачивалось заснеженное поле, усеянное мёртвыми конями и мёртвыми людьми, одинокий растерзанный шатёр, втоптанное в снег знамя. И ни ворон, ни лис, ни росомах — а потому всё ещё мертвее, чем на тех полях сражений, где ему случилось побывать в молодости… и мертвее, чем на севере, в оставленных людьми деревнях, вот там были и собаки, и кошки, и уцелевший одичавший скот, и птицы, стаи птиц… Его, конечно, тревожило и то, что завтра Сюмерге предстоит играть какую-то роль в сражении, а какую — его не посвятили; Ягмара сказала, что чем меньше людей знают подробности, тем меньше шансов, что их подслушают, — и он согласился, признав тем самым главенство волшебницы и то, что его с Акболатом дело — только отвлекать внимание врага на себя: шумно, страшно и кроваво. Почему-то он принял это как должное.

Сюмерге проводила его вечером из холма, они недолго постояли под нечеловечески синим, с первыми звёздами, небом, потом она подержалась по обычаю за супонь… Оба знали, что завтра могут умереть, и старательно молчали об этом. То, что умирают мужья, Фриян считал естественным, но вот то, что в бой, под стрелы и мечи, идут жёны, приводило его в тихую ярость, которую он не мог выплеснуть — и боялся расплескать.

…И всё-таки он, наверное, уснул, потому что звуки побудки прошли мимо него, а встать позвал запах горячей каши с мясом; он выглянул из шатра и увидел, как из одного котла уже торопливо раскладывают по плошкам, а второй тащат от холма, где скрывались кочевники и девчонки-воительницы… да, и вон ещё один… Другие котлы во множестве грелись на углях в ямах, прикрытые сверху лапником. Тянуло вкусным дымом.

Все будут сыты. Сыты и поэтому сильны.

Фриян совершил омовение, потом взял свою деревянную плошку и ложку — совершенно простые, разве что из нездешнего масляного дерева, прочного, как камень, и не было им сносу, — и встал в очередь к ближайшему котлу. Он привёз этот обычай от греков и не сразу приучил к нему своё войско, и часто другие начальники пеняли ему за излишнее братство — но он сумел настоять; единственное, чем он в походном обиходе отличался от простых воинов, был отдельный шатёр, охраняемый сменными стражами, но и это только потому, что требовалось думать, читать и писать, и совещаться, и снова думать — в общем шатре это невозможно. Даже сейчас, обмениваясь шутками и приветствиями с оказавшимися рядом воинами, он продолжал думать, что скажет им и как воодушевит на сражение, которое — он-то знал — само по себе ничего не решает…

Не решает — но и без него никак не обойтись.

— Тор-ропись! — пролетела барабанная команда. — Тор-ропись!..

Фриян заскрёб ложкой, собирая со дна остатки…