Стальная память

– Да не бойся ты, дура, – подошел к женщине вплотную Долгих и что есть силы нанес ей удар молотком, что до этого держал за спиной.

Звук проломленного черепа услышали даже Шмат с Бабаевым, которые были поглощены поисками и собиранием дорогих и просто хороших вещей.

Куш получился богатый: два мешка шмоток, полный чемодан посуды и саквояж с ювелирными украшениями и пачками денег, что с первого раза даже не получилось пересчитать.

– А ты это, Сева, фартовый фраер, – довольно изрек Долгих, когда весь слам погрузили на подводу и неспешно тронулись. – С тобой мы приличное бабло стали поднимать. Раньше-то мы в однеху майнали[73] да все больше по мелочам. А теперь – все по-другому. – Жорка хлопнул ладонью по одному из мешков и погладил бок саквояжа, – в люди выбились. Человеками стали себя ощущать…

Всеволод Бабаев на льстивые слова коржа лишь небрежно махнул рукой: чего уж там, не стоит благодарностей, господа хорошие. Хотя тоже результатами скока был вполне доволен. Во-первых, его тайник в подвале дома пополнится значительной суммой. А во-вторых, сегодня умер насильственной смертью (Всеволоду Леонидовичу очень не хотелось, чтобы Замалетдинов умер тихо и мирно в своей постели) его личный враг. Так что все, чем он занимается со своими новыми партнерами, отнюдь не напрасно.

Когда переехали по мосту через реку и уже выезжали из Козьей слободы, их догнал конный милицейский патруль. Что вызвало у милиционеров подозрение: мешки, чемодан и саквояж, перевозимые в ночное время, или молодой возница в восьмиклинке, одетый в дорогой твидовый костюм? – осталось и по сей день невыясненным.

– Откуда путь держите? – спросил один из милиционеров, оглядывая с подозрением трех мужчин и парня.

– Оттуда, – без малейшего намека на уважение к представителям власти ответил Костян.

– А куда? – спросил другой милиционер и слез с лошади.

– Туда, – в таком же тоне ответил Костян и нагло уставился на слезшего с лошади милиционера.

– Документики готовим к проверке, – потребовал первый милиционер, также слезший с лошади и придерживающий ее за поводья.

Юрий Шмат полез во внутренний карман и, достав револьвер, выстрелил первому милиционеру прямо в лоб. Долгих, с опозданием на мгновение, выхватил из-за пояса свой парабеллум и двумя выстрелами сразил второго.

– Валим отсюда, валим, – зашипел на Костяна Долгих, но лощенок не послушал, спрыгнул с подводы и, открыв лезвие складного ножа, который всегда теперь носил в правом боковом кармане пиджака, выколол обоим милиционерам глаза.

– На хрена?! – спросил Костяна Долгих, когда они наконец тронулись, съехав, от греха подальше, с центральной дороги на дворовую грунтовку.

– Я где-то прочитал, что в Америке одного делового[74] поймали по изображению, которое застыло на сетчатке глаза банкира, которого этот деловой порешил на деле, – со значением промолвил лощенок. – А кого эти мусора видели последними? Нас, – тоном, каким учитель объясняет ученикам новый параграф из учебника, произнес Костян. – Наши изображения могли остаться в их глазах. Так вот, – ухмыльнулся он, – я эти изображения удалил. Вместе с глазами, – хохотнул Костян.

Долгих хмыкнул. Шмат, по своему обыкновению, промолчал. Бабаев – отвернулся.

Далее по пути им не встретился ни один прохожий: тяжелые военные годы отбили настроение у горожан бродить по ночам по улицам города. Да и по вечерам люди, не занятые на работе, предпочитали сидеть дома: пища и кров приобрели в годы войны особую ценность. А на улице что? Темень, холод. Да еще, не ровен час, напорешься на каких-нибудь бандитов, так судьбу благодарить будешь, если целый домой вернешься. Так что к дому барыги Чуприна подъехали, похоже, никем не замеченные. На этот раз барыга препираться не стал, молча открыл ворота и впустил всю братию вместе с подводой во двор.

– Мы тебе вон сколь добра привезли, – вполне добродушно сказал барыге Долгих. – Покуда мы в баньке твоей устраиваться будем, глянь вон на то, – кивнул Жорка на скарб, лежащий на подводе. – Прикинь по цене, на что слам наш потянет. Ну и заходи к нам, побазарим по-свойски…

Скарб, взятый у бывшего партийного чинуши (помимо денег, конечно), Чуприн принял всей кучей. К цене, что он давал за посуду и носильное шмотье, особых претензий не имелось. А вот касательно дорогих наручных часов, рыжья да сверкальцев, каковых набиралось аж две полные горсти, Долгих с барыгой малость поторговались, и Чуприну пришлось к названной сумме с большой неохотою накинуть еще пару тысчонок. После чего Долгих с корешами улеглись почивать, а Михаил Никодимович Чуприн отправился до хаты подсчитывать предполагаемый барыш, который обещал быть немалым. Раненько поутру бандиты съехали от барыги и разошлись каждый в свою нору, сговорившись встретиться на малине через пару недель.

– Спешить с делами не будем. Все-таки ментов грохнули, а не володю[75] какого-нибудь, – объяснил подельникам затяжной перерыв в налетах Долгих. – Пусть с легавых семь потов сойдет вместе со спесью, покуда они нас ищут. Да и мы аккурат пар повыпустим… высовываться не станем.