В пять он обычно выходил с дискотеки и ровно в шесть топал на работу. Времени оставалось не так много.
— Значит, в «Тартану»? Точно не в «Джильду», ты уверен?
— Не нуди, Кристиано, я сказал — нет.
Небо на мгновение осветил красный всполох, похожий на вспышку метеорита. На заводе начали разливку чугуна.
— По-твоему, в этом есть смысл?
— Что? — Кристиано оторвался от дисплея своего мобильника и взглянул на приятеля.
— Есть смысл работать тут всю жизнь?
— Платили бы нам пять или шесть миллионов в месяц, тогда да. Тогда смысла было бы полно!
Кристиано был уже на взводе: ему не терпелось подвигаться, провести как следует субботнюю ночь.
Алессио наконец заметил это и завел машину. Кокаин начал действовать и на него. Он врубил магнитолу, прогоняя из памяти неприятные воспоминания.
На полном ходу он спустился с Толлы вниз.
Кристиано мотал головой в такт музыки: тынц-тынц-тынц. Везет же парню, такого не прошибешь.
Обгоняя машину за машиной, Алессио думал о девушках. Вернее, даже не о девушках, а о молодых женщинах, которые приносили еду мужу и брали с собой малышей. «Вон папа, вон», — показывали они на чумазых мужчин. Дети своих отцов не узнавали, зато им нравились экскаваторы и погрузчики — они хлопали ручонками, как в цирке.
Алессио их понимал — он бы тоже похлопал, если бы его отец управлял такой машиной. Он бы им гордился. А молодые женщины, может, и не были такими же красивыми, как девчонки на дискотеке, но улыбки на их бледных, ненакрашенных лицах были очень даже. Если бы Элена его не бросила, если бы не пошла в университет, она бы тоже ходила его навещать, приносила бы еду, а он бы показывал своему сыну, каким классным может быть экскаватор.
Алессио со всех сил вцепился в руль. Ему всегда было гораздо проще объясняться на кулаках.
Теплая грудь, к которой можно прижаться, — вот что действительно имело смысл.
11
Анна приходила в восторг, как только видела воду.
Она швыряла рюкзачок с полотенцем где придется и с разбегу мчалась в море. В море она заходила все дальше и дальше, пока не становилось глубоко, и только тогда ныряла. Она скользила животом по волнистой поверхности песка и через несколько метров, когда легкие уже готовы были взорваться, стрелой вылетала на поверхность.
Морское дно манило ее. Ныряя, она запускала пальцы в песок, старалась найти красивые камушки и ракушки. Соль жгла глаза, но она не замечала этого.
Франческа, наоборот, выжидала.
Казалось, что на пляже на ее четкий профиль падает больше всего света. Нежась в золотистых лучах, Франческа позволяла жадным взглядам шарить по ее телу. Но эти взгляды не волновали ее.
Она подолгу стояла в полосе прибоя, погружая в песок пальцы ног, потом медленно заходила в воду, смачивая сначала живот, потом руки. Наконец, когда Анна была уже почти у буйков, Франческа ныряла с изяществом русалки.
Сейчас Анна каталась по песку, чтобы, измазав как следует купальник, броситься в море — отмываться. Франческа посматривала на подругу, но не решалась последовать ее примеру.
— Ну же, Франческа, иди сюда!
Смуглая девочка заливисто хохотала. Она вся была в песке и водорослях, но ей это нравилось.
— Анна, берегись!
К ней подбежали ребята. Масси схватил ее за руки, Нино за ноги, и — раз, два, три! — девчонка полетела в воду.
Наглотавшись соленой воды, она, отплевываясь, выскочила на берег и снова стала каталась по песку.
Когда ребята забивали столбы в прибрежный песок, чтобы поиграть в футбол или волейбол, обе девчонки были тут как тут.
Семнадцати-, восемнадцатилетние парни с улицы Сталинграда не сводили с них глаз. «Мне, мне! Сюда, сюда!» — вопили черненькая и беленькая. Захваченные борьбой, кроме мяча, они, казалось, ничего вокруг не замечали.
Ровесницы Анны и Франчески, подобно Лизе жарившиеся на пляжных полотенцах с картами в руках, смотрели на все это с завистью. Лиза так вообще чувствовала, что в душе ее поднимается волна бешенства. Проститутки, думала она, носятся за парнями, на их глазах приспускают лифчик, делая вид, будто сам слетел. Конечно, играть в карты не слишком-то весело, но… не уподобляться же
Лиза прекрасно понимала, что ей-то уж точно не быть в центре внимания парней. Ее удел — сражаться не на жизнь, а на смерть с собственным отражением в зеркале. А Анна с Франческой… эти разбитные девицы постоянно, каждую секунду, доказывают, что они — лучшие, что они — победительницы, сейчас и навсегда.