Пока ехали через территорию Германии, в вагоне находились два немецких офицера. По полу провели мелом черту, за которую они не заходили. Офицеры вели себя безучастно. Но когда пассажиры хором запели «Марсельезу» – на французском языке! В стране, которая воюет с Францией! – попросили прекратить. Двери вагона не были опломбированы. Поехавший с ними швейцарский социалист Фриц Платтен во время остановок выходил на платформу. Покупал для всех свежие газеты, кое-что из еды и молоко для детей.
С острова Рюген до Швеции добрались на пароме «Королева Виктория». Здесь о них уже позаботились шведские социал-демократы, добившиеся больших успехов в своей стране. Они устроили, как бы теперь сказали, деловой завтрак для Владимира Ильича. В Стокгольме же с Лениным пожелал увидеться Александр Львович Парвус, человек, вокруг которого сто лет крутится интрига с немецкими деньгами.
Парвус – псевдоним Израиля Гельфанда. Родился он в Минской губернии, окончил Базельский университет, жил в Германии, где и вступил в социал-демократическую партию. Во время революции 1905 года Парвуса избрали членом исполкома Петроградского Совета. Последовали арест и суд. Из ссылки бежал. Интерес к революции утратил, стал литературным агентом Максима Горького. Получил за постановки пьесы «На дне» в Германии 100 тысяч марок и всё прокутил, в чем чистосердечно признался Горькому.
«Вместо денег Парвус прислал письмо, в котором добродушно сообщил, что все эти деньги он потратил на путешествие с одной барышней по Италии, – вспоминал Горький. – Позднее я слышал, что Парвуса лишили каких-то партийных чинов. Говоря по совести, я предпочел бы, чтоб ему надрали уши. Позднее мне в Париже показали весьма красивую девицу или даму, сообщив, что это с нею путешествовал Парвус. «Дорогая, – показалось мне, – дорогая».
В Первую мировую Парвус предложил немецкому правительству устроить по всей России антивоенные забастовки. План в Берлине приняли и дали небольшие деньги на антивоенную работу в России. Небольшие, поскольку, во-первых, казна опустела и немецкие чиновники берегли каждую марку. А во-вторых, Парвус был мелким агентом, особых иллюзий на его счет в Берлине не питали. Оказались правы. Через год от него потребовали отчета. Отчитаться за потраченные деньги ему было нечем.
Летом 1916 года генерал Константин Глобачев, начальник столичного охранного отделения, изучив слухи о подготовке Парвусом забастовок, констатировал: «Это только мечты, которым никогда не суждено осуществиться. Для создания подобного грандиозного движения помимо денег нужен авторитет, которого у Парвуса ныне уже нет».
Но когда в 1917 году произошла революция, Парвус получил замечательное историческое алиби. И многие поверили, что это Парвус на такие маленькие деньги легко разрушил великое государство. Надо отдать должное Владимиру Ильичу. Большевики не были разборчивы в добывании денег на революцию, но чутье Ленина не обмануло. Накануне революции он жил скудно, но на марки Парвуса не польстился.
Встречаться с Парвусом он отказался: «Парвус, показавший себя авантюристом уже в русской революции, опустился теперь в издаваемом им журнальчике до… последней черты… Он лижет сапоги Гинденбургу, уверяя читателей, что немецкий Генеральный штаб выступил за революцию в России».
Из Стокгольма на поезде доехали до границы Великого княжества Финляндского, входившего в состав Российской империи. На санях через покрытую льдом реку добрались до пограничного города Торнио. А оттуда уже на поезде – в Петроград.
На вокзале Ленина поздно вечером встречал председатель Петросовета Чхеидзе. Провел в «царский» зал вокзала. Но Ленин с Надеждой Константиновной сразу поехали в бывший особняк балерины Кшесинской, где расположился большевистский ЦК. Подогнали бронеавтомобиль, и Ленин, забравшись на броню, выступил. А потом во дворце произнес еще одну речь перед большевиками. Товарищи по партии, с нетерпением ожидавшие вождя, устроили ужин. Его младшая сестра Мария Ильинична вспоминала: «Помню, с какой жадностью он накинулся на курицу, которую ему подали».
Ленин впервые открыто выступал в России. Некоторые из собравшихся его никогда не видели. Крупская внимательно наблюдала за реакцией большевистских вождей на слова ее мужа, хотела понять, кто за Владимира Ильича, а кто сомневается в его лидерстве. Ночевать поехали к его старшей сестре Анне Ильиничне Ульяновой – в ее квартиру на Широкой улице, дом № 53. Своего жилья человек, который через несколько месяцев станет полным хозяином России, не имел. У него не было ни имущества – они вернулись из Швейцарии налегке, ни денег, стремительно терявших ценность.
Один из встречавших его на вокзале вспоминал: «Когда я увидел вышедшего из вагона Ленина, у меня невольно пронеслось: «Как он постарел!» В приехавшем Ленине не было уже ничего от того молодого, живого Ленина, которого я когда-то видел в скромной квартире в Женеве и в 1905 году в Петербурге. Это был бледный изношенный человек с печатью явной усталости».
Каким Ленин вернулся в Россию