Стальной оратор, дремлющий в кобуре. Что происходило в России в 1917 году

Несмотря на врожденный бойцовский темперамент, внутрипартийные баталии не проходили даром. После раскола партии на большевиков и меньшевиков, писала Мария Ульянова, «обнаружилось какое-то нервное заболевание, заболевание кончиков нервов, выражавшееся в сыпи, которая очень беспокоила Владимира Ильича. Болезнь скоро прошла, но нервное равновесие установилось не скоро».

«Зима 1903–1904 годов была чрезвычайно тяжелая, – вспоминала Крупская. – Нервы истрепались вконец. Хотелось уйти подальше от людей, забыть на время все дела и тревоги. Горы выручили. Смена впечатлений, горный воздух, одиночество, здоровая усталость и здоровый сон целительно повлияли на Владимира Ильича».

На старого большевика Михаила Ольминского, будущего председателя Комиссии по истории Октябрьской революции, Владимир Ильич произвел «впечатление человека, почти потерявшего трудоспособность вследствие нервности».

Ленин часто чувствовал себя плохо. Мучительно болела голова. Одолевала бессонница. И он не мог справиться со своими нервами. Жаловался сестре: «Нервы мои истрепаны до чертиков». Как вспоминала Мария Ильинична, брат «порой чувствовал себя из-за этого совершенно неработоспособным». До 1917 года оставалось еще больше десяти лет. Ленин – совсем еще молодой человек. Но он уже с трудом справлялся с бременем дел, которые сам на себя возложил.

«Безделье и безлюдье для меня лучше всего», – признавался Ленин в письме матери. Поразительные слова для человека, которому после 1917 года предстояло руководить огромной страной. Сколько мог, устраивал себе отдых. Они с женой и тещей уезжали за город на несколько недель, на месяц. Он много гулял и ел. Наставлял жену и тещу:

– Надо доедать все, а то хозяева решат, что дают слишком много, и будут давать меньше.

Ленин-то с юности страдал желудком. В принципе болел он в молодости не так уж часто. В Самаре в 1892 году заразился брюшным тифом, но все обошлось. На следующий год подхватил малярию – и тоже без последствий. Юность вождя прошла в благополучных условиях. Мать и сестры о нем заботились. Он ничем не был перегружен, лето проводил на природе. А вот в Петербурге, где жил один, нажил себе катар желудка.

«Он не любил нарушения правильного образа жизни, – свидетельствует его сестра Мария Ильинична, – и в дальнейшем, особенно в заграничный период его жизни, распорядок во времени питания был введен самый строгий. Обедать и ужинать садились в точно назначенный час, не допуская в этом никакой оттяжки».

Усаживаясь за стол, Владимир Ильич озабоченно спрашивал:

– Мне можно это есть?

Хотя в еде был неприхотлив. Уже после революции Крупская как-то похвасталась своему секретарю в Наркомате просвещения, что способна приготовить двенадцать сортов яичницы. Та страшно заинтересовалась. Оказалось, что это одна и та же яичница, да только с разными добавками – луком, помидорами и так далее…

После смерти тещи, которая вела хозяйство и готовила, Владимир Ильич и Надежда Константиновна почувствовали себя совершенно неустроенными. Ели вегетарианский суп из готовых кубиков «Матти», которые существовали уже и тогда, котлеты или жареное мясо с овощами.

Вести из России приходили нерадостные. Социал-демократы сидели в неволе или отошли от революционной деятельности. Оставшиеся верными своей цели вели бесконечные споры друг с другом. Незадолго до возвращения на родину, в середине февраля 1917 года, Ленин писал сестре из Швейцарии, благодарил за присланные деньги и жаловался: «Дороговизна совсем отчаянная, а работоспособность из-за больных нервов отчаянно плохая… Мы живем по-старому, очень тихо».

Годы в эмиграции прошли сравнительно спокойно и комфортно. Ленин и Крупская занимались литературным трудом, старались побольше отдыхать, гулять на природе, дышать горным воздухом. Исходили из того, что революции не дождаться…

В октябре семнадцатого Владимир Ильич смело взял на себя управление огромной страной, погрузившейся в хаос и вынужденной вести войну. Крупская одна понимала, насколько хрупок его организм и какую непосильную ношу он взвалил на себя. Он уйдет из жизни очень рано. Оставит ее одну, беззащитную перед вихрями жестокого времени.

Печальный Пьеро

Сразу после Февральской революции назначенный министром юстиции Керенский выступал в Таврическом дворце. Он появился на трибуне огромного Екатерининского зала, и тысячная толпа зааплодировала. Он обещал: первым актом нового правительства станет акт о полной амнистии.