Стальной остров

По стене шли длинные царапины от ее когтей. Тварь играла, звала за собой, стараясь разозлить людей. Умная сволочь, куда умнее, чем было им нужно. Такую придется брать с риском, зная, чем заканчиваются ее удары и в кого превращаются люди после них.

Васильев усмехнулся, как будто прочитав мысли. А Макар вдруг понял одну простую вещь: наверное, кто-то поступил бы иначе. Кто-то загрузил бы, как смог, катер, карауля подходы, и удрал. А они вот решили перед этим угробить гниду, убившую их семью. Ну не дураки ли, если подумать о том, что мертвых не вернешь. А если и вернутся, то это уже не их мертвые, это чудовища.

Тварь оставила след и по полу, передвигаясь широкими шагами, окропила пол темной кровью, уже подмерзшей. Но Макару не верилось в легкость выслеживания. Совсем не верилось, как-то странно это, учитывая, насколько паскуда их с Дедом переиграла. На пять человеческих душ, забранных полностью, и три, что еще могут остаться собой. Счет в ее пользу, и вот эти следы… хитрость, не иначе.

Дед явно ощущал то же самое, остановившись и следя взглядом за тонкой дорожкой капель, тянущихся к выходу. И что делать? Макар вдруг уловил, как бы плохо ни видел в этой полутьме, движения пальцев левой руки Васильева, той, что держала фонарь. Зачем он тычет пальцем вниз, снова и снова? Да что такое то?

Дед хочет закрыть фонари. Одновременно, вон, показывает, как может, что на раз-два-три. Чертовщина какая-то, нет? И тут Макар понял. Дед хотел выманить тварь на них, дав ей возможность воспользоваться неожиданной темнотой. Не сможет же удержаться, это не человек, зверь, в темноте ему все удобнее. А все эти черные точки, убегающие дальше, и впрямь просто ловушка. Тварь сейчас где-то рядом, совсем близко, вернулась, наверное, по потолку и засела где-то за сваленным хламом.

На раз-два-три? Макар кивнул, сделав шаг вперед. И еще один, показывая, что хочет пойти первым, прикрывая старика. Раз… два… три…

Заслонки щелкнули, опустившись, оставляя еле уловимые точки горящего внутри жира. Макар тут же присел, ожидая грохота и все же стараясь услышать хотя бы что-то впереди.

Скр-р-р…

Слева, сбоку!

Они выстрелили одновременно, шарахнув дробью и картечью на слух, выплюнув два снопа искр. Рыжее распрыгавшееся пламя хватануло темноту, сумело смять ее, отбросить, отражаясь в выпуклых темных блямбах на теле и маске твари. Металл нашел свое, а Макар и Дед добавили, стреляя уже не по звуку, не по бликам, по охотничьему своему чутью, по гневу, ведущему их руки в нужную сторону.

Выстрел, выстрел, выстрел, выстрел, выстрел, все имеющиеся пять патронов в дело, выплевывая их разлетающуюся начинку, крошащую и рубящую все же живую плоть, вгрызаясь в нее, отсекая слабое и тонкое, размалывая в сечку мышцы, потроха, легкие, вены с артериями, те самые плотные шланги-сосуды, разлетающиеся гроздьями брызг. Заслонку фонаря Макар поднял одновременно с звонко щелкнувшим и замолчавшим дробовиком.

Копье, висевшее на ремне за спиной, жалом в пол, скользнуло в руку и пошло вперед, к существу, отброшенному семью зарядами, влетевшими в него картечью и крупной дробью, но не умирающему, старающемуся отползти в темноту. Этого Макар ему позволить не мог, не тот случай. Совсем не тот.

Дед не дал ему ударить копьем, выхватив «ярыгу» и влепив всю обойму в голову, прикрытую поднятой рукой… культяпкой руки. Пули влажно чмокнули, разбрызгав вокруг еще больше темного и едко пахнущего. Макар прыжком оказался сверху, размахнулся, ударил, вбивая костяной наконечник под ребра, прокрутил, нащупав что-то упругое и ритмично бьющееся. Нажал и вдавил копье глубже, еще глубже.

Дед, перехватив древко, кивнул на колотушку, что сам Макар сильно хотел пустить в ход. Размахиваясь, успел заметить раззявленный в вопле рот твари, видневшийся через разлохмаченную маску, темный, вязкий, блестящий вылетающими наружу всплесками. И ударил, крутанув дубинку, чтобы наверняка.

Удар. Еще удар. Макар бил как никогда в своей жизни. Молотил и молотил, превращая ненавистное существо в студень, кисель, отбитую требуху и склизко выпрыгивающий мозг.

– Так, хорош! – Дед поднял руку. – Давай посмотрим.

Хера ли там смотреть, хотел спросить Макар, но спорить не стал.

– Все, что ли? – Дед сморкнулся. Пнул болтавшуюся голяшку, оставшуюся вместо башки чудовища. – Молодец, Макар. Молодец. Курить, сука, хочется, аж уши в трубочку сворачиваются.

Ничего у него не сворачивалось.

Дед поковырялся внутри своего поддевочного жилета, ругнулся, нашел… Вытащил что-то, запаянное в пластик. Сигарету. Зубами стащил пленку, зажал в руке фильтр и прикурил от фитиля фонаря. Затянулся, мотнул головой как-то неуверенно. Кивнул на тварь, залившую кровищей половину коридора.

– Надо же, чего природа не уродит в экстремальном режиме, пипец. Так…

Дед хотел что-то сказать, отшагнул в сторону, поворачиваясь к Макару боком, и оскользнулся на уже подледеневшем полу. Взмахнул руками, смешно и нелепо, подлетел, махнув ичигами и костяно стукнулся о стол, металлический старый стол, из мастерской станции. Об угол…

– Дед? – Макар шагнул к нему с фонарем. – Эй, Дед!

И замер.