Стальные крылья

Едва появившись в этом мире, я незамедлительно познакомился с абсолютно новыми, но от этого не менее интересными для меня частями кобыльего тела. Довольно быстро я усвоил, что не стоит шуровать своими копытами там, где не нужно, дабы не выглядеть после этого смешно и глупо в глазах окружающих меня пони, веселя их вытаращенными глазами и упругим стояком широко распахнутых крыльев. Попав в эту необычную комнату, я еще жестче придерживался рамок приличий, не позволяя себе даже мимолетных прикосновений к мягким холмикам между своих бедер, которые иногда допускал, моясь в большой, как бочка, домашней лохани и вызывавших у меня множество забавных, хоть и не совсем обычных, ощущений. Конечно, после ночи, проведенной в спальне Дерпи, я мог бы и не так старательно изображать из себя ханжу, но… Кажется, зимой, у этих лошадок наступал спад гормональной активности и пока меня не особо беспокоили половые взбрыкивания молодого лошадиного организма, а вот весна, по словам разоткровенничавшейся однажды за чаем Эпплджек, должна была принести с собой множество приятных хлопот.

«Весна? Вряд ли…» – думал я, прислушиваясь к своему внутреннему таймеру, безжалостно отсчитывающему оставшееся мне время – «Скорее, это у настоящей Скраппи голова об этом болеть будет, тем более что я сделал все, что мог, дабы ей не пришлось долго искать милого сердцу друга, который… Блин, но все-таки, куда же делся этот рыжий подонок? Я ж тут со скуки с ума сойду на почве старогрифонского! Души у него нет… Хнык».

***

Доктор Крак был… велик. Даже нет – он был ОГРОМЕН. Когда серая туша единорога, затянутая в явно узкий для нее халат, впервые величаво вплыла в комнату, я чуть не подавился огромным сливочным печеньем, которое накануне вечером успел стянуть с подноса зазевавшейся Грасс и спрятать под подушку, чтобы потихоньку хомячить его втайне ото всех. Кажется, это был один из тех продуктов, которые мне были запрещены грозным постановлением этого эскулапа, поэтому я постарался как можно быстрее скрыть следы преступления, пулей выкатившись из наполненной сладкими крошками кровати.

«Да уж, теперь я понимаю, что сестра имела в виду, говоря о «серьезном отношении» к его словам. Такому достаточно на меня просто присесть – и все, прощай, малышка Скраппи».

Остановившись напротив меня, доктор пристально и как-то по-Кантерлотски надменно рассматривал меня через стекла своего пенсне, скользя взглядом по моей смущенно улыбающейся тушке. Кажется, ему совсем не импонировала моя персона, поэтому я прекратил тупо улыбаться, и уже не скрываясь, довольно настороженно посмотрел на своего «коллегу».

– «Итак, приступим к консультации. Будьте добры, ответьте мне…».

«Кажется, он меня раскусил» – подумал я к концу одной из этих ежедневных занимательных бесед, все больше и больше напоминавших мне дуэль утыканных шипами воздушных шаров. Я старался как мог, строя из себя доверчивую блондинку, но прорывавшиеся временами замечания по поводу рекомендаций медвежистого эскулапа явно наводили его на нехорошие мысли относительно моей персоны. Начисто пресекая любые мои вопросы, Крак все-таки проговорился о том, что весь консилиум их госпиталя так и не смог понять, что же происходит с заклинаниями лечения, которые они добросовестно пытались применить на мою коматозную тушку, однако его, уважаемого врача, мне не получится сбить с толку разными фокусами и бредовыми фантазиями. Подобное заявление сразу перевело наши отношения на новый уровень идиосинкразии[73], и вскоре, я уже всерьез начал подумывать о какой-нибудь милой шутке из разряда «надеть мешок на голову и отхлестать желудочным зондом». Видимо, что-то из моих мыслей, как и раньше, слишком легко обозначилось на моей морде и теле, и через какое-то время доктор перестал нести совсем уж откровенную околомедицинскую ахинею, явно рассчитанную на среднестатистического пациента, и ограничивался общими словами или же осторожными рекомендациями, без объяснения их причин, уже не пытаясь втирать мне про «полное исцеление организма путем восстановления циркуляции естественных жидкостей под влиянием лечебных заклинаний» и необходимость «ежедневного посещения клиники для обследования лучшими врачами-диагностами». Я изо всех сил старался молчать и добросовестно кивал головой, потихоньку зверея от попыток понять, нахрена ко мне вообще приставили этого маньяка, явно и недвусмысленно считавшего посещения этой комнаты эдаким аналогом «штрафных работ». Слава богам, моя персона нравилась врачу не более чем он – мне, поэтому ближе к концу лечения, он просто повелительно рычал, нервно чиркая на висящей перед ним в магическом поле бумаге свои «рекомендации» и стараясь даже не вступать со мной в разговор.