Они скрылись из виду. И тогда я дрожащими пальцами потянулась к пуговицам на лифе платья. В глазах темнело от нервозности. Он следил за моими движениями.
– Мне кажется, – пуговицы расстегивались целую вечность, – я знаю, что тебе еще понравится.
Я спустила платье с плеч, до пояса, а затем повернулась к мужу спиной.
Раздался вдох, и кожи моей коснулся ветерок. Позади наступила тишина. Я, чуть не умирая от напряжения, оглянулась.
Люк, вернувшийся в человеческий облик, бледный, стоял в десяти шагах от меня. Его сотрясала крупная дрожь. Мы встретились взглядами.
В ушах зазвенело.
Он шатнулся ко мне и рухнул на пол… и тут на меня навалилась слабость, и я снова ушла в темноту.
– Марина, Марина.
Вокруг меня все расплывалось. Кто-то крепко держал меня за талию.
– Дыши глубже. Слушай меня. Иди вперед. Не уплывай, иначе мне тебя не вывести. Один шаг. Давай.
Я цеплялась за его голос, пыталась двигать ногами, но меня снова утягивало куда-то в муть.
– Дармоншир снаружи, вывели, как пришел в себя… два обморока дурных… терпи, тер…
Я очнулась в знакомой палате лазарета в Вейне. Пищали приборы. У кровати моей сидела Виктория.
– Где? – прохрипела я, приподнимаясь.
– В соседней палате, у него шок, его осматривают, – объяснила она. Придержала меня за плечо. – Марина, тебе бы полежать…
Я оттолкнула ее, я почти прыгнула к выходу, вывалилась в коридор. На нетвердых ногах по стенке добрела до соседней двери, не с первого раза открыла ее.
Люк, одетый в медицинскую рубашку, лежал на койке, закрыв глаза. Вокруг него кто-то суетился – Мартин, Энтери. Берни с красными глазами сидел в кресле и с кем-то разговаривал по телефону. Увидел меня, привстал…
Я, цепляясь за все, как каракатица, почти падая, шатаясь, добралась до кровати Люка и забралась на нее, вцепившись в него, обхватив, прильнув. Заплакала, касаясь губами плеча, вдыхая его запах, впитывая его вкус.
Живой, правда живой…
Он тяжело вздохнул. Рука его дрогнула в моей руке.
Я зарыдала взахлеб, вытирая об него слезы, целуя, шмыгая носом и вцепляясь еще сильнее. Я бормотала «прости», и «люблю тебя», и «как ты мог умереть», и просто скулила, не в силах осознать, что он все-таки здесь.
Люк пошевелился. Повернул голову и прижался губами к моему лбу.
– Детка, – пробормотал он хрипло, – как же чертовски хорошо, что я снова могу коснуться тебя.
Я засмеялась, жмурясь от счастья. А когда отстранилась, чтобы еще раз посмотреть на него, – похолодела. Люк, криво и устало улыбаясь, разглядывал меня блекло-голубыми, словно выцветшее старое стекло глазами.
– У тебя глаза поменяли цвет, – прошептала я.
– Я видел, – задумчиво отозвался Люк, наконец-то обхватывая меня руками и прижимаясь уже сам.
– Ты мне расскажешь, что было… там?
– Расскажу. Немного только приду в себя. Привыкну, что снова жив. Голова кругом идет.
– Ты ведь не умрешь больше? – жалобно попросила я.
– Я очень постараюсь, детка, – пообещал он с иронией, – мне это тоже не доставило удовольствия.
Глаза мои снова защипало.
– Я виновата, – сказала я сдавленно.
– Нет. Даже не думай об этом.
– Я на тебя наорала.
– В общем-то, за дело, Марина. Мне стоило подумать о тебе.
– Ты теперь будешь меня бояться?
– Я люблю опасность, – прошептал он мне на ухо, сжимая крепче, и хриплый шепот его, как раньше, заставил меня дрожать. Я потянулась к нему и, вдруг вспомнив, что мы не одни, оглянулась. Палата была пуста. И тогда я вспомнила кое-что еще.
– У нас будет двойня, Люк. Двое сыновей.
Он заморгал и посмотрел на меня. И молчал, наверное, секунд десять.
– Черт, – наконец с неповторимым изумлением сказал мой муж, – это мне всегда придется делить тебя с еще парочкой парней?
Мы молчали, крепко обнявшись, то и дело касаясь друг друга губами. Мне было легко. В этот момент казалось, что больше ничего плохого с нами не может случиться.
Далеко над фортами вдруг вновь загрохотали орудия, и Люк, расслабленный, почти дремлющий, пошевелился. Посмотрел на меня.
– Странное ощущение, – проговорил он с той же задумчивостью, какую я уже видела в нем: словно он вслушивался в себя. – Будто кто-то посягает на то, что принадлежит мне. И мне это не нравится.
Новый цвет его глаз меня и пугал, и завораживал. Как и нечто непривычное, иное, проявляющееся в нем все сильнее.
– Иди, – сказала я тихо, хотя мне хотелось вцепиться в него и кричать «не уходи». Но он был нужен не только мне.
Он сжал меня крепче, поцеловал виновато в висок. С трудом поднялся и, шатаясь, пошел к окну, окутываясь серебристым сиянием.
– Я вернусссь к тебе, – пообещал он, повернувшись от окна.
– Я буду ждать, – сказала я кротко и пошевелила ногой с обвитой вокруг нее сапфировой нитью.
Глаза его вспыхнули белым, Люк застыл. Усмехнулся, отвернулся и распахнул створки. Взвыл ветер – и мой муж выпрыгнул наружу, а через секунду послышался шипящий рев и вдоль окна пронеслось ввысь длинное змеиное тело.
Я сидела, глотая слезы – когда мой взгляд упал на часы. Было без двадцати десять, и я поспешно выскочила в приемное.