Стальные посевы. Потерянный двор

– Как ты думаешь, почему Великий кесарь в самом начале напал именно на Пальер-де-Клев? – уже тверже спросила она.

Потому что такая пощечина Эскалоту стала самой болезненной. Обличить их аристократию в самоуверенности и хрупкости посреди буйства современного мира. Показать, как беспомощны рыцари в блестящих латах под бомбами, которые роняет на них небо.

– Мы не были готовы, в тот день в Пальере был весь Орден, высшее командование с семьями, первые люди государства, – произнес Тристан так, словно подобная стратегическая оплошность осталась его личной виной.

– Вполне логично для любого, кто ничего не знает о феях… – Какая юркая и жалящая фраза выползла из уст Джорны…

Она прокралась в сердце Тристана. Взгляд его остекленел. Змейка скручивалась, и каждое новое кольцо добавляло спазм боли: агнологи, в ту пору осевшие в Кнуде, агнологи, изучающие Пророчество и фей, агнологи, последними подопытными которых значились Оливье и Розина Труверы, агнологи, которые не сомневались, что Спящих королей пробуждает Тристан.

– Когда феи будут готовы прибыть ко двору? – Змейка скользнула куда‑то в нутро Тристана и навсегда осталась с ним, а он уже понял, как с ней ужиться.

– Я отправлю их на исходе лета, – пообещала Джорна.

Они распрощались на разрешенной, но такой тягостной и трагической ноте, что ностальгия повисла на Тристане бременем грузного доспеха, в каком он в день смерти Ронсенваль возвращался из холмов в Пальер-де-Клев. И ныне он шел тем же путем, такой взрослый и уставший, что не отыскалось для него смысла в прошедших годах. Его сердце все так же разбито, его замок по-прежнему разрушен. Пальеры, в том числе новобранцы, прибыли в де Клев, который у западной стены уже оброс строительными лесами. У Ордена зародилась надежда, и знамена теперь снова гласили правду: «На смену друг другу». Не лгать – бесспорный рыцарский завет, неудобный для министра иностранных дел. Тристан бы забросил все свои должности, как камешки в Ворклое озеро, оставив только одну – магистра Ордена, чтобы остаться в родном замке и в выходные приходить в холмы к кусту ежевики с медом и галетами. Не самая лучшая перспектива, которую ему подбрасывала жизнь, однако лучшая уже упала, им же не пойманная, и разбилась вдребезги. Но верность погонит его метлой со двора Пальер-де-Клев и выметет прямиком в столицу. А до того как срок подойдет, Тристан поспит на старых запылившихся матрасах, на которых засыпать куда проще, чем на дворцовой перине. Лучшие покои всегда располагались в пансионате, там же и жили магистры. Тристан помнил эти комнаты, гостиную, библиотеку и ванную с мозаикой – так он жил, пока его воспитывали ветераны в пансионате. А потом Тристан стал послушником и перебрался в спальню к своему курсу, до которой надо было подниматься шестьсот девяносто шесть ступеней. Эта башня не уцелела, и на месте, где некогда располагалась его кровать, теперь простиралась пустота, уводящая в небо крыльями пролетающих уток. Теперь он Верховный магистр, и пальеры докладывают ему, что его комната готова, а ужин подадут в трапезную по расписанию.

– Еще к вам прибыл человек, сэр Трувер, – рапортовал юноша в рыцарской форме.

Тристан узнал его – он посвящал парня на акколаде в позапрошлом году.

– Какой человек?

– Репортер из «Дивного мира», сэр. Он утверждает, что ваша встреча согласована.

– Точно. Не думал, что здесь, – выдохнул Тристан и снова с расстроенным видом надел галстук, который только что развязал в надежде отдохнуть перед трапезой. – Я приму его в охотничьей гостиной.

Среди звериных голов на стенах и меховых подстилок на полу пахло духотой и собаками. Борзые часто валялись на пушнине и коврах, когда их никто не гонял. Из кресла поднялся мужчина, по первому впечатлению ровесник Тристана, и протянул руку.

– Карл Вотран, «Дивный мир», – представился он.

– Сэр Тристан Трувер, – пожал руку рыцарь. – Не ожидал вас в Пальере.

– Прошу прощения, – тут же извинился он. – Нагрянул без звонка или телеграммы…

– Никаких проблем. Прошу, присаживайтесь.

Репортер мгновенно обложился своими принадлежностями: двумя блокнотами (один был чист, второй – заполнен списком вопросов), карандашами, увесистым диктофоном и камерой. Он похлопал последнюю по корпусу.

– Признаться, надеялся сделать ваши фото именно в старом замке, – улыбнулся он. – Такая фактура, такая история! Очень ценно! Спасибо, что согласились на интервью.

– Вы не оставили мне шанса на отказ, написав запрос в тридцать первый раз, – признался Тристан.

– Вы говорите стихами! Не мог удержаться! Приступим. Так. – Он краем глаза заглянул в исписанный блокнот. – Для начала: вы оставляете одну министерскую должность и принимаете новую. Каков ваш курс внешней политики? Чего Эскалоту ждать в ближайшее время?