Стальные посевы. Потерянный двор

Тристан отвечал не увлеченно, но подробно, даже избыточно, чтобы его не засыпали новыми уточняющими вопросами. Вся его программа, расписанная в подробностях, не опечатывалась как секретная, поэтому Карл с жаром кивал, записывая на разлинованных страницах и на магнитную ленту. После обсуждения государственной службы заговорили об Ордене. Тристан осознал, что тон его потеплел, да и сам он стал разговорчивее, словно старик, демонстрирующий пухлый фотоальбом внукам. Репортер довольно сыпал вопросами, пока они не подобрались к тому пункту в блокноте, от которого у Карла губы сложились в трубочку. Он усердно раздумывал, еще раз прогоняя вопрос на уместность, но в итоге прочел:

– Сэр Трувер, общеизвестно, что пальеры не женятся и не заводят личных отношений. Но традиция службы леди, помимо присяги Ордену и королю, одна из самых восхитительных и, конечно, романтичных. Нашим читателям будет интересно узнать подробнее, есть ли у вас та самая, – немного смущаясь формулировки, – дама?

Тристан решил долго не молчать, чтобы его паузу не сочли за театральное нагнетание и неуместный акцент. Но и ничего другого он из душевных закромов не достал:

– Да.

– Какой скромный во всех смыслах ответ, – развивал тему Карл. – Мои источники говорят, что пятнадцать лет назад здесь, в окрестностях Горма, вы познакомились с девушкой, которая присутствовала на том самом, роковом для всех, для всего Эскалота, турнире? Вы тогда выпускались.

Он говорил, а Тристан хмурил брови, ничем себя боле не выдавая.

– И нашлось множество свидетелей трогательных сцен. С тех пор вы носите особую нарукавную повязку, на которую сам Вильгельм Гавел, ныне покойный, подписал вам разрешение.

Он умолк, и это был знак, что репортер ждет комментариев. Тристан пожадничал и одарил его скупым:

– Вы осведомлены в полной мере. Вам нужен от меня какой‑то ответ. Но я не услышал вопроса.

– О! Да. Ну… Минуту. – Карл нырнул в блокнот. – Что случилось с этой девушкой? Кем она была? И она ли та самая дама?

Фиолетовая ткань рукава обвивала предплечье Тристана. Можно было представить, будто Ронсенваль сидит рядом с ним, изящно скрестив щиколотки, а ладонями цепляется за него, держит его под руку. Можно было представить, что лучшая из жизней, которая могла случиться, все же случилась. «Дивный мир» и многие другие издания вскорости расскажут о феях. Тристан написал пресс-релизы и отправил штабу список задач. Он вытащил древнюю легенду, вымуштрованный бюрократ, и превратил ее в газетные заголовки и локомотив государственной пропаганды.

– Она жила в невидимом замке в холмах, – повторил Тристан, как и много лет назад для Гаро. – И я принес ей клятву верности на деревянном мече.

Тристан все рассказал с тем неуемным горем, нежностью и самоотдачей, с какой пишут поэму на вечную память. И когда он поставил точку, отбив ее простым солдафонским «вот», Карл все так же сидел напротив с открытым ртом и сточившимся карандашом. А Ронсенваль все так же висела на его руке, жалась к нему – хотя, легко сбросив видение, он признавал, что разволновался: от подскочившего давления опоясывавший его бицепс фиолетовый рукав показался слишком туго затянутым. «Вот». Ренара просияет, когда статья попадет к ней вместе с утренним аперитивом.

И принцесса была счастлива. Ворвалась с газетой и шумными криками в кабинет Тристана. Расцеловала его в обе щеки, рассыпалась восторгами по всему ковру, насорив замечаниями. Тристан не был уверен, что желал узнавать о Ронсенваль что‑то, что не успел услышать от нее в дни знакомства. Ренара лепетала про то, что Ронсенваль было шестнадцать, почти семнадцать, что она пробралась к ней в комнату, чтобы, краснея, описать их первый с Тристаном поцелуй, за которым их застукала Джорна, что Ронсенваль упрашивала бабушку отпустить Ренару с ней на турнир…

– Ренара, прошу… – так укоризненно тихо одернул ее Тристан.

Она осеклась и прикрыла рот ладонь в перчатке.

– Мне так жаль, – подытожила она, и газета в ее пальцах жалобно попросилась вылететь прочь в окно, чтобы не сгореть под прицельным взглядом Тристана.

И когда он, наконец, остался наедине с четырьмя стенами и тишиной в них, через считанных полчаса (стрелки настырно тикали) к нему ворвался Оркелуз. Он глубоко дышал, так, что галстук его душил, а плечи ходили ходуном, но он глаз не сводил с Тристана.

– Она согласилась, – победоносно выговорил он.

– Кто и на что? – как ни в чем не бывало спросил Тристан.

Оркелуз прошел дальше и навис над столом, за которым сидел уставший от изобилия общения Тристан.

– Ренара приняла мою клятву верности! – объяснил Оркелуз. – Вчера! Вчера вечером. Мы проговорили всю ночь, я проснулся полчаса назад.

– Поздравляю! – ответил Тристан и встал, чтобы обнять Оркелуза и одобрительно похлопать по плечу.

Ему совсем никого трогать не хотелось, но Оркелуз же заявился сюда за фейерверками и аплодисментами. И если Тристан не поздравит его в должной мере, он, чего доброго, завалится с этой историей прямиком к Илии. А этичнее будет королю узнать подобную новость от сестры.