Оркелуз уже стоял в дверях и на пороге отсалютовал двумя пальцами ото лба друзьям. Илия понял, у кого Ренара переняла задиристый жест. Сейчас она сучила ногами, колотила Оркелуза по спине и тоже плакала, хотя не так, как Лесли, – принцесса гневалась, грозилась и требовала. Гаро подал Лесли руку, и все четверо проследовали к кухням, из которых вел тайный ход за пределы замка. С ними уходили еще несколько женщин из деревенских. Илия не находил сил, чтобы снова скорбеть и прощаться. Тристан спросил, глядя в опустевший проход:
– В горы?
– Да, – подтвердил Илия. – Переждут до осени, потом вернутся и будут действовать по ситуации. Выходим!
Они взяли с собой мечи – в этой войне вещи абсолютно бесполезные. Не более опасные, чем блестящие знамена, последние ориентиры, за кем идти, чтобы достойно умереть. «Ну и ладно, ну и ладно, ну и пусть», – твердил про себя Илия, спускаясь по лестнице во двор замка. Его армия – горстка людей, что едва удержит замок дольше часа. Все прочие были убиты или сдались в плен, оставленные прикрывать города, пока основные силы отступали на запад. Послышался характерный гул; он рос, как надвигающий рой миллионов насекомых, пока не оглушил стоящих во дворе последних рыцарей, фей и солдат. Тень бомбардировщиков накрыла их, вскинувших к небу лица. А следом легли и бомбы. Одна из них раскрошила мир вокруг Илии, он почувствовал тупую боль в голове, закрыл глаза и упал.
Все закончилось быстро. Илия очнулся через какое‑то время. Над ним уже не было неба, все застилала гарь, копоть и дым. Когда Курган вошел, живые защитники замка еще оставались. Очумело, сквозь тошноту, головокружение и попытки дышать в раскаленном, забитом пылью воздухе Илия водил взглядом, и видел, что часть эскалотцев сдается – в общем‑то, все, кроме пальеров. Оружие рыцарей падало вместе с ними. «Тристан!» Илия сквозь режущую боль в горле и легких звал его, но не слышал самого себя, не ведая, что именно утратил: слух, голос или разум. Многоликий Курган окружил его. Илия на миг пожалел, что не умер сразу. Возможно, его ждала худшая из королевских смертей – быть разодранным и забитым насмерть вражескими озверевшими солдатами прямо на поле боя. Но радожцы не подступали. Плотное кольцо их черных сапог оградило короля от всего прочего. «Почему они так долго стоят?» Слух постепенно возвращался к Илии. И тут, растолкав плечи солдат, к нему прорвалась Рогнева. Завидев ее, радожцы отступали, пропуская. Она остановилась над поверженным королем, и он почувствовал, что и со спины его кто‑то схватил за плечи.
– Тристан? – не веря глазам, спросил Илия.
Рыцарь бесполезно, но верно закрывал его собой, скорее из-за невозможности сделать что‑то лучше. Радожцы пропустили его к королю. Ясные васильковые глаза Рогневы остались последним холодом в окружающем огне пожаров и знамен, и они смотрели на Илию.
– Я сделал для вас то, что вы просили! – вопил над ухом короля Тристан, оттого Илия и слышал его отчетливо. – И он предупреждал вас! Я предупреждал! Вы хотите его убить или дать ему уснуть?
Рогнева что‑то отвечала, ее губы шевелились, но Илия не разобрал слов.
– Отпустите его, и мы уйдем навеки! – уговаривал Тристан. – Он же ваш племянник!
Не опасаясь ни одного из них, Рогнева опустилась рядом и потянулась к голове Илии. Когда она отняла ладонь, на пальцах осталась густая багровая кровь.
– Есть место, вы же знаете, есть место, чтобы дать ему уснуть, – обещал ей Тристан. – Он больше не потревожит вас.
– На сколько веков? – с нескончаемой печалью в лице спросила Рогнева, пытаясь вновь погладить Илию, и теперь он увидел, что и с его матерью она схожа. А потом тише добавила: – Это ведь никогда не кончится.
Илия, набрав в грудь воздуха, сколько смог, хрипло произнес:
– Так закончите сейчас.
Король совсем не надеялся на ту милость, о которой молил Тристан. Он шел во двор Пальеры, вооруженный Лоридалем, умирать. То, что он все еще жив, – его очередная ошибка. И Рогнева прочла неистребимую решимость в его взгляде. Илия ухватил Тристана за руку, которой тот крепко сжимал его плечо, и напрягся всем телом, чтобы смерть его не стала жалкой от криков или непроизвольных испражнений. Он плотно стиснул зубы, закусив щеки, и сопел так яростно, что его жилы могли бы сами лопнуть от напряжения.
– Война – это традиция, – послышался низкий голос матушки Рогневы. – И если во все века она будет настигать нас, то ты – единственный противник, Илия, которого я пожелаю своим потомкам.
Дым еще клубился, но пыль постепенно оседала на раскуроченной брусчатке, форме и волосах солдат. Завеса рассеивалась, а Курган отступал. Рогнева помогла Тристану поставить короля на ноги. Они проковыляли сквозь коридор единообразных радожцев, провожающих их взглядами. Тристан вспомнил турнир в Пальер-де-Клев и смерть Ронсенваль. Наплевав на гордость, он обратился к Рогневе:
– Прошу вас, дайте медика! Он не дотянет до Трините.
Самолично Рогнева перемотала голову Илии, который только теперь смог выразить ей благодарность. Пока бинт опоясывал его чело, Рогнева спросила у Тристана: