Стамбул. Сказка о трех городах

Неприветливая красота этого края, где зародился ислам, похоже, объясняет его долговечность. Холодные пески, змеистые завитки этого будущего стекла навевают глубокие мысли о возможностях нашего мира. И в своем прощальном обращении пророк Мухаммед благословил эту предрасположенность: «Мне было велено сражаться с людьми до тех пор, пока они не скажут: “Нет бога, кроме Аллаха”». Еще один мусульманский лидер обосновал дальнейшие, столь же воинственные, речи, больше отдающие империализмом: «Другие народы попирали нас ногами, пока мы не попирали никого. Тогда Аллах послал нам Пророка – и это был один из нас… И одно из его обещаний: мы победим и покорим эти земли»{473}.

В 662 г. состав населения на Среднем Востоке был весьма разнородным. Здесь обитали племена кочевых аваров, многочисленные евреи, грузины, армяне, говорящие на латыни европейцы. Горожане говорили, в основном, на греческом. Не слишком единым было население и конфессионально: общины монофизитов соседствовали с православными христианами. Большинство были верными подданными Византийской империи, но некоторые – нет. Ставки в игре религий поднимались. После того, как Ираклий одержал победу над персидской династией Сасанидов, в Константинополе он стал (как упоминалось ранее) басилевсом – царем, помазанным Богом.

В это же время из Медины доносились вести о том, что у арабов тоже появился собственный пророк, точно так же лично связанный со Всевышним. Пророк, которому известно, что Бог обращается к его людям на их собственном языке.

Последователи Мухаммеда все больше и больше проникались самосознанием, а вот византийцам в эти сложные времена эти неофиты казались некой ничтожной проблемой. «Императору, – якобы говорили они, – едва хватает, чтобы заплатить своим солдатам… что уж говорить о [вас], собаках». Одного римского посланника, выражавшего подобное отношение, тогда убили и зашили в кожу верблюда{474}. Следовало бы обратить внимание на эти предвестники беды, ведь всего 14 лет спустя при Ярмуке византийцы, к своему большому удивлению, потерпели позорное поражение от этих самых людей, которых они сначала сочли досадной помехой.

В битве при побитом песчаными бурями Ярмуке некогда легендарная сплоченность римской армии была уничтожена.

У византийцев уже было столкновение с арабами в 629 г. в Муте, однако теоретически этим двум народам не было никакой нужды что-то делить друг с другом. Оборонительная линия Ираклия протянулась от Газы до южной оконечности Мертвого моря, тогда как арабы развернули свою деятельность южнее. Но из-за победы Ираклия над Сасанидами в Аравии воцарилось безвластие. Оружие потерпевших поражение продавали, его использовали наемники, готовые вверить себя первому встречному вербовщику.

Поле битвы при Ярмуке расположено вдали от побережья, за древними городами Тир и Сайда. Сегодня тут проходит контролируемая ООН линия прекращения огня между Сирией и занятыми израильтянами Голанскими высотами. Арабы вывели в бой около 25 000 человек. Византийцев было больше, но были и затруднения. Армией командовал брат императора Ираклия, Феодор, не то чтобы очень обаятельная личность. Греческие и армянские полководцы ругались по стратегическим вопросам. Казалось, все они недооценивали противника. Откровенно говоря, византийцы не стали бы ввязываться в это сражение, предполагай они, что оно окончится поражением.

И самое главное – через шесть дней ожесточенных боев исламская армия, казалось, сражалась только яростнее. У византийцев была зловещая репутация: они нередко торжественно проносили по городам отрубленные головы и руки врагов, пытали пленников на площадях. Однако новехонькое арабское войско под предводительством Умара ибн аль-Хаттаба из Медины и Халида ибн аль-Валида (который родился в Мекке, а умер в Хомсе), похоже, страстно жаждало победы. Рассказывали, что мусульмане могли сражаться на полуденной жаре без воды, а о жестокости арабских женщин-воинов на поле боя писали историки с обеих сторон. Под конец шестого дня битвы при Ярмуке огромное число византийцев были убиты или бежали. Вернувшийся в Константинополь Ираклий тут же узнал о страшном поражении{475}.

Чтобы найти какие-то мистические оправдания этому унизительному разгрому, описывались ужасающие клубы пыли. Однако истина гораздо прозрачнее. Отныне Константинополь перестал быть охотником, а стал дичью. Эта первая знаменательная встреча произошла совершенно не так, как описано в сказочном варианте первого взаимодействия византийцев с удивительным юношей Мухаммедом. На этих покрытых пылью равнинах близ Ярмука решилось будущее Константинополя. Правитель из Гассанидов Джабала, бежавший из некогда византийских, а отныне принадлежащих мусульманам земель, на арабском языке выразил весьма подходящую мысль: