Стамбул Стамбул

– Демиртай, – сказал я, – у меня был коллега, с которым я проработал вместе долгие годы. Его юная дочь ушла из дому, присоединилась к одной из революционных группировок. Однажды он узнал, что его дочь застрелили и товарищи тайно похоронили ее. Он отыскал эту могилу. Поставил над ней мраморный надгробный камень с изображением парохода. Точно такой же рисунок был на обложке «Иллюстрированного путеводителя по Стамбулу», который они с дочерью любили листать, когда она была маленькая. Каждую неделю он приходил на могилу и разговаривал с лежащей под землей дочерью. Читал ей статьи из «Иллюстрированного путеводителя». Рассказывал о куполах, сияющих, словно звезды, об улицах, извилистых, как реки, о зданиях, копьями устремленных ввысь. Однажды к нему пришли товарищи его дочери и признались, что произошла ошибка: «На этом месте лежит другая девушка, тоже наш товарищ, а ваша дочь похоронена на другом берегу». Мой коллега не смог уснуть ни в ту ночь, ни в следующую. А на третью ночь пошел к той же могиле, что и всегда, лег рядом с ней и уснул. Проснулся рано-рано, посмотрел на утреннюю звезду, послушал, как шуршит ветер в ветвях кипарисов. Потом поднял с могилы горсть земли, вдохнул ее запах и подбросил в воздух. Ветер развеял ее без следа. «Я в ответе за эту могилу, – сказал сам себе мой коллега. – Я привязался к ней, а она – ко мне». Встал на колени и заплакал. Он верил, что, если бросит эту могилу, брошены будут и его дочь на другом кладбище, и прочие покойники. И продолжил регулярно навещать ее. Приносил «Иллюстрированный путеводитель по Стамбулу», читал вслух, рассказывал, что изображено на картинках. Знаешь, почему я вспомнил этот случай? Мне кажется, твоя мать поступила точно так же. Читала вслух обещанную подруге книгу на берегу моря, которое поглотило самолет, а дочитав, наверное, бросила в море.

– Доктор, – удивился Демиртай, – ты уже второй раз рассказываешь грустную историю. Что с тобой случилось? Раньше ты убеждал нас, что здесь не нужно говорить о смерти и боли.

Подумав, я понял, что он прав.

– Сам не заметил, как так вышло. Должно быть, по временам теряю контроль над собой.

Я приложил ладонь ко лбу Демиртая, пытавшегося согреть руки дыханием. У него был жар. Я посчитал пульс. На запястье под кожей совершенно не осталось мяса, одни кости. Демиртая била дрожь. Я попросил его откинуться назад, осторожно приподнял его ноги и положил их на свои колени. На ступнях живого места не было. Я сжал пальцы его ног в ладонях, постарался передать им хоть немного тепла.

Демиртай хихикнул.

– Что такое? – спросил я.

– Щекотно!

– Ну и хорошо. Хорошо, что ты можешь смеяться.

– А нужно?

– Да, нам нужно смеяться. Иначе дядя Кюхейлан отругает нас за то, что мы рассказываем грустные истории. Как-то строго он на нас смотрит.

– Тогда я расскажу смешную историю.

«Интересно, – подумал я, – вспомнилось ли ему нечто новенькое, или это будет что-нибудь из того, что мы уже слышали?»

– Какую историю?

– Про белого медведя.

– Про белого медведя?

– Точнее, про белого медвежонка.

– Давай рассказывай.

И Демиртай, оставив попытки высвободить свои ступни из моих ладоней, начал рассказывать:

– На Крайнем Севере всё изо льда: ледяная земля, ледяные холмы, ледяной воздух. Маленький белый медвежонок прижался к своей маме, зарылся в ее густую, теплую шерсть и спросил: «Скажи, ты ведь моя настоящая мама?» Мать удивилась: «Конечно, малыш!» – «А твоя мама тоже была белой медведицей?» – «Да, моя мама тоже была белой медведицей». – «А твой папа?» – «И он тоже был белым медведем». Тогда белый медвежонок пошел к отцу и спросил: «Ты ведь мой настоящий папа?» – «Да», – ответил отец. И так далее: «Твой отец тоже был белым медведем?» – «Да». – «А твоя мама?» – «Да, и она тоже». В общем, это длинная история, но я рассказываю ее вкратце. Получив ответ на все свои вопросы, белый медвежонок яростно вцепился когтями в лед и закричал: «А если это так, то почему я все время мерзну?!»

Мы приглушенно рассмеялись. Если бы нам не приходилось сдерживаться, наш хохот услышали бы даже наверху.

– Если это так, то почему я мерзну? – повторил Демиртай и, еле переводя дух, словно запыхавшийся от бега ребенок, продолжил: – Я тоже все время мерзну. Такое впечатление, что внутри меня вместо костей сосульки. Почему я хуже всех вас переношу здешний холод?

– Потому что ты – белый медвежонок, – дал я ответ, которого он ждал.

– Наверное, так оно и есть.

Раздался скрип железной двери. Мы тут же прекратили смеяться и стали прислушиваться к звукам, доносящимся из коридора.