Стамбул Стамбул

– Мама не успевала за потоком городской жизни, много работала и сильно уставала. Рассказывая о своем детстве, она жаловалось, что раньше перемены не были такими быстрыми. Они входили в жизнь постепенно, давая время к себе привыкнуть. Новшества радовали нас, говорила она, но не сбивали с толку. Мы знали, с чем нам предстоит встретиться завтра. А теперь разве так? Новое стремительно вторгается в нашу жизнь и так же стремительно ее покидает, не успев устареть, – стирается, не оставляя ни следа, ни памяти. Мы еще не сжились с одним новшеством, а его уже сменяет другое. Но способности человека все-таки ограничены. Мы ходим быстрее черепахи, но бегаем медленнее зайца. Способности нашего разума и чувств тоже имеют пределы. Мы опережаем традицию, но отстаем от новшеств. Изменения, нарушающие этот баланс, ломают наши внутренние весы. Новое больше не может быть продолжением старого, ибо старого нет. Все выбрасывается на свалку. Понятие преемственности предано забвению. Привязанность теряет значение. Души переполнены мусором, как уличные урны. Эта гонка утомляла маму. По ночам она видела грустные сны, днем жила мечтами. Что еще ей было делать? Она не знала, как построить целостную жизнь в разодранном на куски Стамбуле. За что ей было хвататься, как не за мечты?

Демиртай не любил одиночества. Он боялся оставаться один в камере, радовался, когда нас становилось больше; скучал по вокзалам, стареньким пароходам, по бульварам, где то и дело толкаешь кого-то в густой толпе. Красота города – в его многолюдности: повсюду звучат голоса и светят огни. Когда на одной улице жизнь замирает, оживленнее становится на другой. Бетон перемешан с железом, сталь одевают в стекло. Жители Стамбула похожи на свой город. Они сделаны из земли, огня, воды и дыхания. Тверды как сталь, хрупки как стекло. В этом городе человек воплощает в жизнь мечты алхимиков древности. Не довольствуясь тем, что есть, он стремится к невообразимым новшествам. Соединяет огонь и воду, любовь и ненависть. Чтобы изменить природу, которую находит уродливой, он разбавляет добро злом. Покупает за деньги ложь, украшает жилище искусственными цветами, загоняет себе под кожу силикон. Каждое утро просыпается с надеждой увидеть в зеркале лицо, которое понравится ему больше, чем вчера. Алхимия в Стамбуле начинается с самого человека. Мать Демиртая была одновременно сильной и слабой, торопливой и медлительной, надеялась на лучшее будущее и предавалась унынию. Как это все в ней уживалось, она не понимала. Старалась угнаться за временем, за рекламами и гудками машин. Боялась воспоминаний: они говорили о том, что прекрасная эпоха осталась в прошлом. Город был разорван на куски, жизнь оказалась бесплодной, люди – испорченными. Каждый день оказывался хуже предыдущего. Как все одинокие люди, она любила романы с хорошим концом. Целостность, утраченную дома, на работе и на улице, она находила в книгах, и противоречия в ее душе примирялись. Одна часть ее души была сталь, другая – стекло; одна – слезы, другая – гнев.

– Мама верила книгам. – Демиртай взглянул на нас, словно хотел понять, верим ли книгам мы. – Иногда по ночам, когда она, зачитавшись, забывала обо мне или когда курила больше обычного, я думал, не появилась ли в ее сердце новая рана. Но я не спрашивал, а она не рассказывала. Она была похожа на утопающего ребенка, который пытается глотнуть воздуха, бьется на поверхности воды, не идет ко дну, но и спастись не может. Она жаловалась на город, построенный не на мечтах, а на расчетах, и сравнивала Стамбул с красочной книжной обложкой. Рисунок на обложке обманывает человека, не дает понять содержащуюся в книге истину. Я, совсем еще ребенок, иногда спрашивал у нее: «Мама, зачем ты так много работаешь?» – «Демиртай, – отвечала она, – я хочу купить дом, чтобы в будущем тебе хорошо там жилось. Сейчас я не могу обеспечить тебе хорошую жизнь, но прикладываю все усилия, чтобы в будущем ты был счастлив. И пусть это будущее не кажется тебе далеким – на самом деле оно совсем близко. Прочитав о жизни, которую ведут герои книг, ты поймешь это лучше». Так она говорила, а я преданно слушал. Это у нее я научился верить книгам.

– Мама знает, что тебя арестовали? – спросил я.

– Нет. Я не видел ее уже несколько месяцев. Я не ходил в наш квартал – знал, что объявлен в розыск.

– Почему, Демиртай? Ты же мог подойти к ней на многолюдной улице, когда она возвращалась с работы, и никто не заметил бы.

– Я думал об этом, Доктор. Несколько раз даже пытался так сделать, но в последний момент останавливался. За ней могли следить.

А мой сын подходил ко мне. Иногда в толпе, иногда в темном переулке. Дотрагивался до моей руки. Шел рядом, стараясь попадать в ногу. Слушая Демиртая, я понял, как мне повезло. Я думал о тех, кто долго и тщетно надеется увидеть своего ребенка, о тех, кто узнаёт о смерти сына или дочери, и говорил себе, что принадлежу к счастливому меньшинству. Я нашел своего сына, положил в больницу. Отдал его в надежные руки.