Читаем Стамбульский бастард полностью

– Послушай, – ответил ему Интернационалист – Сценарист Ультранационалистических Фильмов, – в отличие от большинства моих соотечественников, я в силу профессии много времени посвятил исследованию этого вопроса. Я пишу сценарии исторических фильмов и постоянно читаю историческую литературу. И я говорю все это не потому, что повторяю за кем-то, и не потому, что меня дезинформировали. Напротив. Я говорю как человек, досконально изучивший этот вопрос. – Он сделал паузу и глотнул вина. – Все, что утверждают армяне, основано на преувеличении и искажении исторических фактов. Послушайте, некоторые дошли до того, что говорят, будто мы убили два миллиона армян. Ни один здравомыслящий историк не примет такое всерьез.

– Одного миллиона более чем достаточно, – огрызнулась Асия.

Снова появился официант с графином. Он поглядел озабоченно и жестом спросил у Карикатуриста-Пьяницы:

– Будете еще заказывать?

Тот ответил утвердительно. Он уже давно выпил свои положенные три пива и, не желая превышать установленный лимит, перешел на вино.

– Асия, послушай меня, – сказал Интернационалист – Сценарист Ультранационалистических Фильмов, подливая себе вина. – Ты ведь знаешь печально известное дело салемских ведьм? Интересно, что все обвиненные в колдовстве женщины сделали одинаковые признания, у всех были схожие симптомы, они даже в обморок падали одновременно… Они что, лгали? Нет! Притворялись? Нет! Они просто страдали от массовой истерии.

– Как это понимать? – спросила Армануш, с трудом сдерживая гнев.

– Да, как это, к чертовой матери, понимать?! – подхватила Асия, даже не пытаясь сдержать гнев.

Интернационалист – Сценарист Ультранационалистических Фильмов позволил себе улыбнуться грустной и усталой улыбкой:

– Есть такая вещь, как массовая истерия. Я вовсе не утверждаю, что армяне – истеричный народ, ничего такого, не поймите меня неправильно. Но это научно установленный факт, что группы могут воздействовать на убеждения, мысли и даже телесные реакции своих членов. Ты снова и снова слышишь одну и ту же историю, незаметно для себя впитываешь рассказ, так что он перестает быть чьей-то историей. Он вообще перестает быть историей и становится частью твоего опыта, твоей реальностью.

– Это словно колдовские чары, – заметил Исключительно Бездарный Поэт.

Асия прислонилась к спинке стула, провела рукой по волосам, выдохнула облачко дыма и заговорила:

– Давай я тебе расскажу, что такое истерия. Все эти вышедшие из-под твоего пера сценарии, все эти истории про Тимура Львиное Сердце, этого мощного турецкого богатыря, который победоносно сражается с византийскими придурками. Вот это, я считаю, образчик истерии. А когда ты делаешь из этого телесериал, так что миллионы зрителей впитывают твои отвратительные идеи, это превращается в массовую истерию.

На этот раз встрял Публицист Тайный Гей:

– Да, и все эти отвратительные вульгарные мачо, эти твои герои, которых ты придумал, чтобы высмеять женоподобного противника, – это все явный признак авторитаризма.

– Что с вами, народ? – воскликнул Интернационалист – Сценарист Ультранационалистических Фильмов, и его губы затряслись от ярости. – Ребята, вы же знаете, что я во все это не верю, что сериалы просто для развлечения.

Армануш решила попытаться разрядить обстановку. Барон Багдасарян, конечно, ни за что бы с этим не согласился, но лично она была убеждена, что не нужно обострять ситуацию, это никак не поможет признанию геноцида.

– Посмотрите сюда, – указала она на стену. – Вот в этой морковной рамке фотография дороги. Это же Аризона. В детстве мы с мамой очень часто ездили по этой дороге.

– Аризона, – пробормотал Исключительно Бездарный Поэт и вздохнул, словно речь шла о каком-то земном рае, стране несбыточной мечты.

Но Асия отнюдь не собиралась останавливаться.

– В том-то и дело, – продолжила она атаку. – То, что ты делаешь, намного хуже. Если бы ты хоть немного верил в свое дело, в эти свои фильмы, я бы могла оспорить твои идеи, но хотя бы не сомневалась в твоей искренности. Ты пишешь сценарии для массового зрителя. Ты их пишешь, продаешь и загребаешь кучу денег. А потом приходишь сюда и шифруешься в этом интеллектуальном кафе, вместе с нами глумишься над собственными фильмами. Какое лицемерие!

Интернационалист – Сценарист Ультранационалистических Фильмов побелел как бумага, лицо его сразу сделалось жестким, а взгляд – ледяным.

– Да кто ты вообще такая, чтобы говорить мне о лицемерии, а, мисс Приблуда? Шла бы лучше поискать своего папочку, вместо того чтобы меня доставать.

Он потянулся было за вином, но в этом не было необходимости. Стакан с вином уже сам летел в его направлении: Карикатурист-Пьяница вскочил, схватил посудину и кинул в Интернационалиста – Сценариста Ультранационалистических Фильмов. Правда, промазал. Вместо этого он угодил в одну из многочисленных картин. Все было залито вином, но стакан на удивление остался цел. Тогда Карикатурист-Пьяница закатал рукава.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер

Нежность волков
Нежность волков

Впервые на русском — дебютный роман, ставший лауреатом нескольких престижных наград (в том числе премии Costa — бывшей Уитбредовской). Роман, поразивший читателей по обе стороны Атлантики достоверностью и глубиной описаний канадской природы и ушедшего быта, притом что автор, английская сценаристка, никогда не покидала пределов Британии, страдая агорафобией. Роман, переведенный на 23 языка и ставший бестселлером во многих странах мира.Крохотный городок Дав-Ривер, стоящий на одноименной («Голубиной») реке, потрясен убийством француза-охотника Лорана Жаме; в то же время пропадает один из его немногих друзей, семнадцатилетний Фрэнсис. По следам Фрэнсиса отправляется группа дознавателей из ближайшей фактории пушной Компании Гудзонова залива, а затем и его мать. Любовь ее окажется сильней и крепчающих морозов, и людской жестокости, и страха перед неведомым.

Стеф Пенни

Современная русская и зарубежная проза
Никто не выживет в одиночку
Никто не выживет в одиночку

Летний римский вечер. На террасе ресторана мужчина и женщина. Их связывает многое: любовь, всепоглощающее ощущение счастья, дом, маленькие сыновья, которым нужны они оба. Их многое разделяет: раздражение, длинный список взаимных упреков, глухая ненависть. Они развелись несколько недель назад. Угли семейного костра еще дымятся.Маргарет Мадзантини в своей новой книге «Никто не выживет в одиночку», мгновенно ставшей бестселлером, блестяще воссоздает сценарий извечной трагедии любви и нелюбви. Перед нами обычная история обычных мужчины и женщины. Но в чем они ошиблись? В чем причина болезни? И возможно ли возрождение?..«И опять все сначала. Именно так складываются отношения в семье, говорит Маргарет Мадзантини о своем следующем романе, где все неподдельно: откровенность, желчь, грубость. Потому что ей хотелось бы задеть читателей за живое».GraziaСемейный кризис, описанный с фотографической точностью.La Stampa«Точный, гиперреалистический портрет семейной пары».Il Messaggero

Маргарет Мадзантини

Современные любовные романы / Романы
Когда бог был кроликом
Когда бог был кроликом

Впервые на русском — самый трогательный литературный дебют последних лет, завораживающая, полная хрупкой красоты история о детстве и взрослении, о любви и дружбе во всех мыслимых формах, о тихом героизме перед лицом трагедии. Не зря Сару Уинман уже прозвали «английским Джоном Ирвингом», а этот ее роман сравнивали с «Отелем Нью-Гэмпшир». Роман о девочке Элли и ее брате Джо, об их родителях и ее подруге Дженни Пенни, о постояльцах, приезжающих в отель, затерянный в живописной глуши Уэльса, и становящихся членами семьи, о пределах необходимой самообороны и о кролике по кличке бог. Действие этой уникальной семейной хроники охватывает несколько десятилетий, и под занавес Элли вспоминает о том, что ушло: «О свидетеле моей души, о своей детской тени, о тех временах, когда мечты были маленькими и исполнимыми. Когда конфеты стоили пенни, а бог был кроликом».

Сара Уинман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Самая прекрасная земля на свете
Самая прекрасная земля на свете

Впервые на русском — самый ошеломляющий дебют в современной британской литературе, самая трогательная и бескомпромиссно оригинальная книга нового века. В этом романе находят отзвуки и недавнего бестселлера Эммы Донохью «Комната» из «букеровского» шорт-листа, и такой нестареющей классики, как «Убить пересмешника» Харпер Ли, и даже «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Но с кем бы Грейс Макклин ни сравнивали, ее ни с кем не спутаешь.Итак, познакомьтесь с Джудит Макферсон. Ей десять лет. Она живет с отцом. Отец работает на заводе, а в свободное от работы время проповедует, с помощью Джудит, истинную веру: настали Последние Дни, скоро Армагеддон, и спасутся не все. В комнате у Джудит есть другой мир, сделанный из вещей, которые больше никому не нужны; с потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — Солнце и Луна, на самых длинных — облака и самолеты. Это самая прекрасная земля на свете, текущая молоком и медом, краса всех земель. Но в школе над Джудит издеваются, и однажды она устраивает в своей Красе Земель снегопад; а проснувшись утром, видит, что все вокруг и вправду замело и школа закрыта. Постепенно Джудит уверяется, что может творить чудеса; это подтверждает и звучащий в Красе Земель голос. Но каждое новое чудо не решает проблемы, а порождает новые…

Грейс Макклин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги