Стамбульский оракул

Стены комнаты, как и следовало из названия, были оклеены красными обоями оттенка красной фасоли. Чтобы хоть чуточку уравновесить это буйство красного, стенные панели были выкрашены в кремовый цвет, так же как потолок и рамы двух эркеров, которые располагались прямо напротив двери. Слева от себя Элеонора увидела кровать под кружевным балдахином, который напоминал императорский паланкин. Перед ней у окна стояло кожаное кресло светло-коричневого цвета и дубовый письменный стол, на нем красовался хрустальный чернильный прибор. Справа можно было разглядеть комод и туалетный столик, в каждом из которых было больше ящиков, чем всех вещей Элеоноры, вместе взятых. Она постояла в дверях, осматривая комнату, мебель и изумительной работы сине-зеленый тебризский ковер. После недели в трюме великолепие комнаты, в которой запросто мог бы поместиться весь их констанцский дом, поражало, но самое невероятное заключалось в том, что все это теперь принадлежало ей, пусть и ненадолго.

Элеонора осторожно, по самому краю ковра, подошла к туалетному столику и замерла напротив зеркала. Она смотрела, как облачко пара вдруг появилось на серебряной поверхности, смешно исказив ее черты. Потом отступила от стола, поправила непослушную прядь, улыбнулась и наклонила голову к левому плечу. Элеоноре еще никогда не случалось так внимательно рассматривать свое отражение, хотя как-то раз она уже гляделась в зеркало, у портного в Констанце. Она шагнула совсем близко к зеркалу, прижалась носом к стеклу так, что видела только свои глаза и верхнюю часть лица, и сосредоточилась. Но чем внимательнее она всматривалась, тем менее четким становилось отражение. Она отошла, вытерла зеркало и кинула еще один, последний взгляд. Девочка знала, что она хороша собой, ей говорили об этом всю жизнь, но сейчас вид у нее был несколько потрепанный: волосы спутаны, глаза запали, а платье походило на бесформенный мешок. И это несмотря на купание и на то, что она почистила одежду и всю предыдущую ночь проспала в нормальной кровати!

Надежды найти, во что переодеться, было мало, но Элеонора все же решила поискать. Она подошла к маленькой двери, которая, как она справедливо предположила, вела в гардеробную, и повернула ручку. Там было пусто, не считая детского костюмчика и фески, которые подошли бы мальчику ее лет. Она хотела потрогать феску, но тут послышался звук открываемой двери. Элеонора замерла и медленно обернулась. На пороге стояла пожилая женщина в синем платье. Похоже, она совсем не сердилась на Элеонору, которая открывала двери без спроса, наоборот, она сама выглядела напуганной. Женщина положила на стул у двери полотенца, поправила платок на седых волосах и утерла лоб рукавом платья.

— Элеонора, — сказала она глубоким голосом, — ты приехала.

Элеонора не знала, что отвечать, поэтому не ответила ничего. А женщина тем временем продолжала:

— Я — госпожа Дамакан. — Она подошла к Элеоноре. — Я знавала твоего отца когда-то много-много лет назад в Констанце. Теперь я служу у бея.

Госпожа Дамакан схватила Элеонорину руку обеими ладонями и чуть помедлила, как будто ей надо было собраться с мыслями.

— Он сказал, тебе нужно переодеться. Твой отец.

— Да, — ответила Элеонора. — Я думаю, да.

— Мне кажется, что стоило бы помыться для начала.

Госпожа Дамакан улыбнулась и провела Элеонору через смежную дверь в купальню, выложенную синей и белой плиткой. В комнате было влажно. Пахло березой. В одном углу помещалась фаянсовая ванна. В другом углу стоял большой медный кувшин. Служанка почесала в затылке, пробормотала несколько подбадривающих фраз, наклонилась и через голову стянула с Элеоноры платье. Потом подхватила под мышку кувшин и сказала, что скоро вернется. Раздетая Элеонора осталась одна посреди купальни. Ей не было холодно, но все же она задрожала и обхватила себя руками. Потом присела на бортик ванны и время от времени поглядывала на свое отражение в плитке, поджидая госпожу Дамакан. Вскоре та появилась с кувшином горячей воды и губкой.

— Когда я уезжала из Констанцы, — с этими словами она подлила воды в ванну, — ты вся умещалась на моих ладонях. А теперь… вон ты какая.

Элеонора подняла глаза и покраснела. Давно уже никто не видел ее совсем раздетой. За исключением самого раннего детства, она всегда умывалась и одевалась сама, одна в своей комнате. Но обращение госпожи Дамакан было таким ласковым, что смущение скоро прошло. Элеонора взялась за холодный фаянсовый край, перегнулась и опустила ноги в ванну. Вода оказалась горячее, чем она думала, но через несколько секунд неприятное покалывание прошло, она целиком погрузилась в воду и с удовольствием подставляла лицо под струю воды, вдыхала чистый запах оливкового мыла и чувствовала, как горячая вода прогревает тело до самых костей. Госпожа Дамакан терла ей спину, ноги, руки, шею и живот, сначала нежно, а потом все сильнее и сильнее, как усердная судомойка, которая отскребает пригоревший рис со стен горшка не за страх, а за совесть.