— Кажется, я уже говорил, что это все благодаря маме. Своей любовью к истории я обязан ей.
Этим я только раззадорил своего напарника, который пытался идти в ногу со мной по дороге, с обеих сторон обсаженной кипарисами.
— Ваша мама была историком?
— Лишь отчасти. Она была учительницей. Учительницей истории. А отец, если помнишь, был учителем литературы. Собственно, в школе они и познакомились. Она была не из тех, кто относится к своему делу спустя рукава. У нее были свои принципы и идеалы. Она обожала свою работу и делала все возможное, чтобы привить ученикам любовь к своему предмету: книги, журналы, конференции. Я тоже в стороне не остался. Она с раннего детства водила меня по всем музеям Стамбула. Сюда мы приходили неоднократно. Дворец Долмабахче, дворец Бейлербейи, собор Святой Софии, Цистерна Базилика, Малый Влахернский дворец, Семибашенный замок Едикуле, монастырь Хора…
Я мог еще долго продолжать этот список, но Али вдруг помрачнел.
— И вам не было скучно?
— Скучно? Каждый поход в музей был для меня настоящей пыткой. Но я никак не мог признаться в этом маме. Она была очень современной женщиной. И своего единственного сына хотела воспитать в том же духе. У нас дома было три обязательных условия: книги, театр и музеи. Я очень любил читать, брал в основном, как ты и сам догадываешься, детективные романы. Театр тоже был неплох, особенно мне нравились комедии. Но я на дух не переносил музеи. Особенно такие, в которых затхлый запах чувствуется с порога: все внутри бунтовало, меня чуть ли не тошнило в таких местах.
Не дав мне договорить, он выпалил:
— Но позже, видимо, музеи вам стали нравиться… Иначе вы бы не знали столько всего.
— Ты прав, — ответил я, глубоко вздохнув. — Но это случилось гораздо позже. После того как мама перестала водить меня на экскурсии.
Он растерянно посмотрел на меня, не понимая, что я имею в виду.
— Со мной кое-что произошло, Али. Неудачный опыт, так сказать. Мне тогда было около восьми лет, и мы отправились в музей Долмабахче. Там как раз была на экскурсии какая-то делегация из Америки. Яблоку негде упасть — еще хуже, чем здесь сегодня. И вот представь: в этой толпе я вдруг теряю маму. Увязался с какими-то людьми и потерялся. А когда уже додумался посмотреть по сторонам, мамы нигде не было. Только представь, какой страх и паника охватили меня: я, ребенок, расплакался посреди этой толпы. Но из-за шума-гама меня никто не слышал. Я начал задыхаться, потом потерял сознание. Пришел в себя во дворцовом саду: кто-то пытался напоить меня водой. Бедная мама стояла рядом, держала меня за руку и с огромной тревогой смотрела на меня. Белая как полотно, она дрожала как осиновый лист. После этого случая мама больше никогда не брала меня с собой в музей. Много лет спустя, уже после маминой смерти, я нашел ее дневник. Помню, как она огорченно писала: «Хочу, чтобы Невзат стал образованным и культурным человеком. Потому что наша страна нуждается в интеллигентных людях. Но не думаю, что моей мечте суждено сбыться. Он парень с норовом и, похоже, не интересуется ни наукой, ни искусством. Я пыталась увлечь его театром, чтением, историей. Но ничего не вышло. Если я буду упорствовать и дальше, то, боюсь, будет только хуже. Что поделать, видимо, мы не всегда получаем то, что хотим. Да, он наш сын, но он не унаследовал ни моей любви к истории, ни отцовской страсти к литературе. Не о том мы мечтали. Наверное, сами виноваты. Самое ужасное состоит в том, что у нас были некоторые ожидания. Но Невзат не обязан идти по нашим стопам, он совершенно другой человек, у него свой характер, вкусы и предпочтения. Факт остается фактом: какими бы благородными ни были наши идеалы, их нельзя навязывать никому, даже собственному ребенку…» В то время, когда я читал эти строки, я только начал работать в полиции. Я был вспыльчивым парнем и считал, что в одиночку могу побороть все зло этого мира. — Тут я посмотрел на Али. — Другими словами, я был таким же, как ты сейчас.
— Как я? — спросил он с недоумением.
— Один в один, — подтвердил я, точно зная, что в лице Али вновь столкнулся со своей молодостью. — Сначала кулаками размахивал, а потом думал. С головой нырял в водоворот событий, даже не разобравшись, что к чему. Думал, что способен распутать самые сложные преступления по щелчку пальцев. Поэтому мне часто доставалось. Иногда живого места на теле не было. — Али начал хохотать. — Это не смешно, Али. Тут нечем гордиться. Мне повезло: я образумился до того, как схватил шальную пулю. Но с тобой все будет совсем по-другому.
Он с непреклонной самонадеянностью пробормотал:
— Не волнуйтесь. Бог даст, со мной ничего не случится.
— В том-то и дело. Вместо того чтобы на бога надеяться, лучше бы с головой поработал… — начал было я.
— Не будем об этом… — перебил он меня. — Мы же про вас говорили. Интересно, а что потом случилось?