Стамбульский ребус

Он по-дружески горячо пожал мне руку и сказал:

— Все в порядке, инспектор, вашими молитвами.

— Джеваз-эфенди очень помог нам.

Зейнеп начала в подробностях рассказывать о том, что произошло. Я слушал и одновременно осматривал просторный двор мечети, в котором не появлялся уже лет сто.

Если вкратце, произошло следующее: все началось с телефонного звонка Джеваза-эфенди в участок. Он сообщил об обезглавленном трупе, который обнаружили на одной из каменных скамей для отпевания, — кисти рук у трупа были отрублены и сложены на груди. Причем первым заметил труп не имам, а прихожане, которые выходили из мечети. Они увидели гроб, собрались для заупокойной молитвы, а когда имам, которого им должна была прислать мэрия, не появился, позвали Джеваза-эфенди. Тот поспешил к покойнику, так как считал обряд благим делом и помогать в таких случаях было для него не в тягость. Но странности не закончились неявкой назначенного мэрией имама. Родственников покойного тоже нигде не было видно. Сразу стало понятно: что-то не так. Джеваз-эфенди заглянул в гроб и увидел обезображенный и обезглавленный труп, голова которого в тот момент уже направлялась к Лейле Баркын.

Вскоре Джеваз-эфенди узнал, как тело попало на территорию мечети. Четверо прихожан подтвердили, что труп привезли в белом фургоне. Внутри был мужчина с бородой и в очках, а еще женщина, с головы до ног укутанная в черную паранджу. Описание совпадало: это были те же подозреваемые, о которых накануне говорил сторож из апартаментов недалеко от Святой Софии. Эти двое прошли через главный вход… Обратившись к прихожанам, бородач в очках попросил помочь донести гроб. Четверо мужчин взвалили гроб на плечи, донесли и поставили на камень мусалла, где читают погребальную молитву. Один из них даже поинтересовался, почему тело доставили не на муниципальном катафалке. На это мужчина спокойно ответил, что в тот день было много умерших, поэтому специальную машину выделить не смогли. Имама тоже позже отправят…

Никому из прихожан даже в голову не пришло записать номер фургона. Когда я вошел в мечеть, тело все еще лежало там, где его оставили: на первом из четырех камней мусалла справа от ворот, ведущих к тюрбе султана Мехмеда Завоевателя.

Когда мы втроем подошли к гробу, я вспомнил одну важную деталь, которую Зейнеп, возможно, упустила или забыла упомянуть.

— Монета… Вы нашли монету?

— Да, а я разве не сказала? — Она достала из сумки прозрачный пластиковый пакет и протянула мне золотую монету с арабской вязью, скорее всего османскую. Я протянул монету Джевазу-эфенди.

— Вы можете прочитать, что здесь написано?

— Конечно… Давайте посмотрим, — предложил он, беря монету в руки. — Вне сомнений, это монета, отчеканенная в честь султана Мехмеда-хана. — Он повернулся ко мне. — Хотите, я переведу текст?

— Было бы замечательно, — улыбнувшись, сказал я.

— Хорошо… — Он поднес монету ближе к глазам. — На этой стороне написано: «Человеку, изготовившему эту золотую монету, Всевышний благоволит на море и на суше. Он поистине велик». — Имам перевернул монету. — А на этой: «Да прославится твоя победа, султан Мехмед, сын хана Мурада. Отчеканена в 882 году, Константинийе». Это восемьсот восемьдесят второй год по хиджре[53], значит, монету отчеканили в тысяча четыреста семьдесят седьмом году, через двадцать четыре года после завоевания Константинополя и за четыре года до смерти султана Мехмеда Завоевателя.

Еще одна монета, еще один правитель и еще один исторический памятник… Убийцы не изменили свою стратегию. Изменилось только время: жертву они оставили не в полночь, а в полдень. Вот и все. Но зачем? Как зачем? Очевидно, для того, чтобы сбить нас с толку и таким образом оказаться на шаг впереди своих преследователей. Наверное, они посчитали, что теперь мы можем точно определить место, где оставят труп. Ясно одно: хотя мы и промахнулись в своих предположениях, но усилия не прошли даром и приблизили нас к разгадке. Теперь ключевой вопрос как для убийц, так и для нас заключался только в одном: следующее место преступления. Этот вопрос, который я задал Лейле Баркын, так и остался без ответа, когда нас прервал курьер, доставивший коробку с головой убитого, что теперь лежал в гробу прямо передо мной.

Я посмотрел на скромно одетого имама. Возможно, Джеваз-эфенди сумеет что-то подсказать нам. Если мы добрались до османского периода, то следующим местом преступления вполне могла бы стать мечеть какого-то другого правителя.

Прежде чем разбираться с этими фактами, мне нужно было покончить с неприятным делом: осмотреть труп. С помощью Джеваза-эфенди я поднял крышку гроба. Все было именно так, как я себе и представлял, когда Зейнеп описывала тело жертвы по телефону. Отрезанные кисти направлены в сторону Эдирнекапы, а руки сведены вместе и стрелой устремлены в направлении района Шехзадебаши. Вместо головы — зияющая пустота, которая внушала скорее жалость, чем ужас. Тело мужчины лежало в гробу подобно стволу дерева без листьев и ветвей.

«Интересно, откуда они взяли гроб?» — подумал я и, развернувшись к имаму, спросил: