Стамбульский ребус

Здание дышало историей, но там имелся лифт, причем самый что ни на есть современный; он мигом поднял нас на второй этаж. Там я сразу заметил две каменные колонны, но на цветных барельефах были не двуглавые орлы, а герб Османской империи. Скорее всего, барельефы были выполнены из гипса, а потом раскрашены вручную — очень аккуратно, с вниманием к каждой детали. Сначала в глаза бросилась тугра, своего рода подпись султана. От нее во все стороны расходились солнечные лучи; сразу под ней располагался щит, окруженный золотыми звездами, сверху — султанский эгрет — перо, украшавшее тюрбан; а по бокам развевались два санджака: красный и зеленый. Штык, ружье, двусторонний топор, односторонний топор, револьвер, весы, стопка из двух книг, ордена, жезл, якорь, лук, труба, меч, пушечные ядра, копье — все, что мне удалось разглядеть, но наверняка что-то и ускользнуло от моего внимания.

— Этот герб был создан во времена султана Абдул-Меджида, — раздался голос за моей спиной.

Вздрогнув от неожиданности, я обернулся к Адему Йездану. Вчера он подошел неслышно, пока я разглядывал статую Юстиниана, и сегодня опять застал меня врасплох. Правда, сейчас при нем не было его трости с набалдашником из слоновой кости.

— Здравствуйте, — поприветствовал он меня, протягивая руку, и продолжил рассказ: — Однако подпись в центре солнца принадлежит другому султану, Абдул-Хамиду. На самом деле гербы у Османов — не очень распространенная вещь. По мнению некоторых историков, причиной для появления этого герба стала Крымская война. Французское правительство, желая укрепить добрые отношения с Османской империей, наградило Абдул-Меджида орденом Почетного легиона. Естественно, Англия не собиралась отставать, и поэтому королева Виктория пожаловала султана в кавалеры Благороднейшего ордена Подвязки. Была лишь одна проблема: согласно традиции, гербы всех правителей, удостоенных этой чести, вывешивались на стенах часовни Святого Георгия. Но у султанов до того времени не было герба. Поэтому королева Виктория отправила в Стамбул художника по имени Чарльз Янг. Результат его трудов вы видите перед собой. Окончательный вид герб приобрел уже во времена султана Абдул-Хамида: на нем появилась его тугра, а также весы и оружие.

— А вы, оказывается, знаете все не только про Римскую империю, но и про Османов, — произнес я с преувеличенным восхищением.

— Хотел бы я действительно знать все, — ответил он, и в голосе его слышалось искреннее сожаление. — Но сколько бы я ни бился, османский язык мне так и не дался. Равно как и латинский с греческим. Видимо, все-таки должна быть у человека способность к языкам. Ну, или браться за них надо в детстве. Потом уже мозг учиться отказывается. Ох, простите, я снова заболтался, — спохватился он, заметив, что мы так и не дошли до кабинета.

— Нет-нет, Адем-бей, все в порядке. Я всегда рад узнать что-то новое.

— Правда? — спросил он серьезно, как будто речь шла о чем-то действительно важном. В глазах у него появился холодный блеск; такой бывает во взгляде людей, которые считают себя сильными мира сего, — в тот момент, когда они мысленно определяют судьбу других. — Как выйдете на пенсию, возьмем вас в нашу компанию. У нас вы каждый день, каждую минуту будете узнавать что-то новое.

Что-то мне подсказывало, что сегодня передо мной предстал совершенно другой Адем Йездан.

— Почему бы и нет? — поддержал я его игру. — Если, конечно, доживу до пенсии.

— Что значит «если доживу»? Конечно же, доживем, — возмутился он, как будто я вел речь о его собственной жизни. — Страна нуждается в таких людях, как мы с вами.

Он показал на украшенную резьбой деревянную дверь позади колонн и пригласил в свой кабинет. Прежде чем войти, Йездан обратился к молодому человеку, который почтительно стоял возле лифта, ожидая указаний:

— Салих, принеси нам что-нибудь перекусить. Что будете, инспектор? Чай или кофе?

— Кофе был бы очень кстати. Турецкий кофе, немного сахара. Из еды ничего не нужно, спасибо, я только что позавтракал.

— Тогда и мне кофе.

Комната, которую Адем назвал «кабинетом» и которая на деле напоминала просторный, длинный зал, поражала великолепием и помпезностью. Она была выдержана в благородном красном цвете, щедро приправленном желто-золотым. В центре зала с потолка свисала огромная хрустальная люстра — от нее невозможно было оторвать глаз.

— Первый этаж мы сделали в духе Римской империи, а этот — в духе Османской, — похвастался Адем.