Стамбульский ребус

Подъехав к участку, я увидел Зейнеп: она сидела на скамейке под старой сливой, сквозь листву которой пробивались нежные весенние лучи, и ела сэндвич. Заметив меня, она вскочила.

— Сиди-сиди, — сказал я, усаживаясь рядом с ней. — Как здесь хорошо!

Теплый майский ветерок разносил вокруг аромат свежего хлеба, помидоров и огурцов.

— Что это там у тебя? — спросил я.

— Сырный сэндвич. Будете?

Отказаться я был не в силах.

— Давай, но только чуть-чуть.

Зейнеп отломила мне едва ли не половину.

— Зачем так много?

— Берите-берите, я все равно столько не съем, — настояла она, застенчиво улыбаясь.

— Какие новости? — спросил я, беря у нее свою половину сэндвича. — Удалось получить материалы по делу против «Дерсаадет Туризм»?

Она спешно проглотила кусок.

— Вчера мы с этим немного опоздали. Когда вы мне сообщили, время уже было ближе к вечеру. Но в понедельник вся информация будет у нас. А пока я просмотрела газеты и прочитала про разбирательство все, что нашла. В общем, Ассоциация защиты Стамбула заявила, что происшествие является не несчастным случаем, а диверсией. Они обвинили Адема Йездана в том, что тот приказал своим людям разрушить стену цистерны, которая и так едва стояла, чтобы больше ничто не мешало ему получить разрешение на строительство. Но некоторые придерживались обратной точки зрения. В том числе и третий убитый, журналист Шадан Дуруджа. Он так настойчиво защищал компанию «Дерсаадет», как будто был не просто журналистом, а их официальным представителем.

Мы уже знали, что этот бесчестный журналистишка в подарок за свои хвалебные статьи получил квартиру от какой-то строительной компании. Теперь все сходилось.

— Значит, Адем Йездан подарил ему за это квартиру… — проговорил я сквозь зубы. — Ты посмотри, Зейнеп, что творится у нас в стране. Куда ни плюнь — всюду мерзавцы. Журналисты, бизнесмены, архитекторы и чиновники — ни у кого не осталось ни стыда ни совести. Взять хотя бы этого Эрджана, нашего бывшего коллегу. Он на что угодно пойдет, чтобы угодить начальнику, даже ночных разборок не гнушается. До чего мы докатились! Общество прогнило насквозь, превратилось в одну сплошную червоточину.

— Вы правы, люди изменились, и, увы, далеко не в лучшую сторону. Но, по-моему, Шадана Дуруджу никто не переплюнет. Меня от его статей чуть не стошнило. Он такие дифирамбы поет Адему и его партнерам, что, чего доброго, поверишь, будто они настоящие герои и делают все лишь во благо людей. Он даже не пытается как-то прикрыть свою лесть. Ну а тех, кто подал на компанию в суд, он, само собой, поливает грязью. И прежде всего — руководителей небезызвестной нам ассоциации. Проходится по Намыку, которого именует бывшим террористом, и по всем остальным. Якобы все они — продажные мерзавцы, предатели родины и противники благополучия народа.

Было в нашем расследовании что-то странное. Почти все жертвы были замешаны в противозаконных делах или, по крайней мере, закрывали на них глаза. Если Намык и его товарищи правы, то получается, из-за этого попустительства пять человек лишились жизни.

У нас было две группы подозреваемых. Одна хотела сохранить историческое наследие города, вторая — на этом наследии нажиться и даже, если потребуется, уничтожить его.

Честно говоря, мне очень не хотелось, чтобы убийцами в итоге оказались Намык и Лейла. Может быть, наши взгляды на жизнь во многом и не совпадали, но я все-таки испытывал к ним какую-то симпатию. Скорее всего потому, что они пытались защитить мой любимый город, хоть и весьма своеобразным способом. Если же виновным окажется Адем Йездан, вряд ли я особо расстроюсь. Но нет, я ни в коем случае не приемлю убийство, неважно, совершено ли оно во имя высокой цели или ради мелких корыстных интересов. Умерших назад не вернуть, и убийство означает еще одну отнятую жизнь.

— А что же жертвы? — спросил я со вздохом. — Тогда погибли пять человек. Как их семьи отреагировали на случившееся? Поддержали иск?

— Не думаю. Если бы они обвиняли в чем-то «Дерсаадет Туризм», журналисты такую новость ни за что бы не упустили. Если бы родственники погибших сказали что-нибудь о самом Адеме Йездане или его фирме, все газеты пестрили бы заголовками, связанными с судебным разбирательством. Но вот сейчас дело заново откроют, и кто знает, может, кто-то из них передумает и выступит против компании. — Заметив, что я так и не притронулся к сэндвичу, она сказала: — Да вы ешьте, инспектор.

— Списка людей, выступавших экспертами по делу, у нас тоже пока нет? — спросил я, откусывая кусок.

— Увы. В газетах их имена тоже не упоминаются. Мы получим все материалы в понедельник.

Опять мы не продвинулись ни на шаг. Я с трудом жевал кусок, который упорно не желал проглатываться.

— Если хотите, есть кола, — предложила Зейнеп, видя мои мучения, хотя и знала, что я эту гадость не жалую.

Рядом с Зейнеп стоял пакет, в котором лежали две банки. Я взял одну. Сладкая жидкость обожгла мне язык. Проглотив наконец кусок, я поставил колу на скамейку, и тут мой взгляд упал на вторую банку в пакете — она была совсем другая.

— А это у тебя что? — поинтересовался я.