Стамбульский ребус

Нет, на этот раз я не опоздал. Войдя в «Татавлу», прошел через узкий длинный коридор — его стены были увешаны фотографиями молодого усатого Йорго, покойного отца Евгении. Йекты и Демира пока еще не было.

За четыре часа, которые оставались у меня до встречи в «Татавле», я успел выяснить у Мюмтаза-бея последние новости, убедить прокурора продлить срок задержания подозреваемых до понедельника, потом съездил домой, побрился и переоделся. Евгения уделяла внешнему виду большое внимание, особенно за ужином. Она считала это проявлением элементарной вежливости к окружающим. Если бы мне не удалось заскочить домой, пришлось бы поехать в магазин купить что-нибудь из одежды, а потом наведаться в парикмахерскую, чтобы привести себя в порядок. Но мне повезло; проделав все необходимое, я запрыгнул в машину и отправился в «Татавлу». Умудрился даже заскочить на площадь Таксим за цветами. Убийцы еще не вышли на охоту. Мне ужасно хотелось, чтобы они взяли выходной, но я понимал, что мечтать об этом бессмысленно. Предупредив Али, что буду на связи, я велел ему держать меня в курсе всех новостей.

В мейхане, освещаемом тусклыми лучами заходящего солнца, никого не было — ни посетителей, ни официантов, ни даже кого-то из подсобного персонала. Между пустыми столиками разгуливала мелодия грустной песни:

«На горизонте вечера
я с солнцем попрощаюсь.
Отсюда нет пути назад.
И я не возвращаюсь…
Спасибо жизни за этот миг
и за последний вечер,
Пройди, как хочется тебе,
Я знаю — ты не вечна…»

Слова Яхьи Кемаля, музыка Мюнира Нуреттина — исполняет не кто-нибудь, а сама Мюзейен Сенар. Эта песня подчеркивала бренность клонившегося к закату дня. Евгения обожала такие унылые песни. Куда же она сама запропастилась? Возможно, собрала всех где-нибудь и дает им наставления.

Я решил пойти на кухню и тут заметил сидящую у окна женщину, взгляд которой был устремлен в сад. Лучи предзакатного солнца били мне прямо в глаза, поэтому я не мог разобрать, кто это. На ней было зеленоватое, почти цвета хаки платье, а сверху — что-то коричневое. Волосы мягко ниспадали на плечи. Сначала я не понял, кто это: то ли одна из работниц, то ли кто-то из посетителей пораньше пришел. Она почувствовала, что на нее смотрят, и обернулась. И я тут же понял, что это она, моя вторая половина, единственная женщина, которая может примирить меня с жизнью, одна из самых прекрасных женщин Стамбула, доставшаяся мне в наследство от покинувших его римлян… Моя Евгения…

— Привет, Невзат, — произнесла она и встала. На ее губах была теплая и ласковая, как закатное солнце, улыбка. — Ты сказал, что приедешь пораньше, а я тебе ни секунды не верила. Я так рада, что ты здесь. — Платье подчеркивало красоту ее зеленоватых глаз. Она надела изящные янтарные бусы и серьги, которые ей очень шли. Я протянул розы: алые цветы пробуждают в человеке радость жизни. Появившийся на ее щеках румянец был того же оттенка.

— Ты, как всегда, с самыми прекрасными цветами, — сказала она.

— Я купил их у цыганки на площади Таксим. Помнишь ее? У ее дочери еще такие красивые глаза…

Она уже не слушала меня, а пристально смотрела на меня. Это был такой непосредственный, такой обнадеживающий и искренний взгляд, что я не смог сдержаться и шагнул вперед, чтобы обнять ее.

— Я соскучился… — прошептал я. Она едва успела убрать розы, ведь своими объятиями я чуть не смял букет. — Мы так давно не виделись.

Аромат лаванды, исходящий от ее кожи… Огромные майские розы… Последние лучи заходящего солнца… И голос Музейен Сенар:

«Пройди, как хочется тебе,
Я знаю — ты не вечна…»

В тот миг меня охватило какое-то странное чувство: как будто все вокруг стало единым целым и на собственном языке твердило мне о том, что помимо дикого, жестокого мира, полного преступлений, есть прекрасная, наполненная смыслом жизнь.

— Очень давно, — прошептала она глубоким голосом. — Я тоже по тебе соскучилась.

Евгения слегка откинула голову, и я утонул в безграничных темнозеленых дебрях ее глаз… Я еще ближе склонился к ней — на меня повеяло запахом лаванды, роз — и хотел было поцеловать в накрашенные красной помадой губы… Но вдруг мечта растаяла — я услышал голос Демира:

— Похоже, Невзат уже давно тут. — Он заметил нас, но сделал вид, как будто ничего особенного не происходит. — А мы еще переживали, что придем слишком рано.

Я отстранился от Евгении — или, может, она отстранилась от меня? Ее зеленые глаза, пьянящий запах все еще давали надежду на то, что возможна другая жизнь, но волшебный момент закончился. Злиться на своих друзей, которые прервали его, я не мог. Мне надо было улыбнуться им, и я расплылся в широкой улыбке, чтобы ни у кого не возникало сомнений в моей искренности.