— Эй, — Дэвид медленно протянул руку в ее сторону. — Это же я, детка, в чем дело?
Он подходил к ней медленно, как к раненому животному в клетке, держа руки перед собой ладонями вверх. Чем ближе он подходил, тем больше она сжималась в комок, заламывая руки и впиваясь ногтями в кисти до крови. Его сердце колотилось в груди как бешеное, потому что это была не его Лиззи — это была какая-то запуганная, несчастная маленькая девочка, умирающая от страха. Когда до нее оставалось всего два шага, по ее телу прошла судорога, из глаз брызнули слезы, а из горла вырвался сдавленный крик. Ноги ее подкосились, и она стала оседать на пол, но Дэвид успел подхватить ее в последний момент и сжать в объятиях.
— Лиззи, о черт!
— Пожалуйста, пожалуйста, только не делай этого, — рыдала она, вырываясь. — Пожалуйста, не прикасайся ко мне!
— Не делать что?
— Пожалуйста, я прошу тебя, пожалуйста...
— Лиззи? — он встряхнул ее и поднял руку, чтобы отвести золотистую прядь с ее лица.
— Нет, — выдохнула она и сжалась.
Его рука замерла, так и не дотронувшись до волос. Казалось, время остановилось вокруг них. Он чувствовал, как в его груди зарождается невообразимая ярость и с большим трудом подавил рычание, рвущееся изнутри, чтобы еще больше не напугать ее. Дэвид хотел только одного — узнать имя того ублюдка, что сделал с ней это, и стереть его в порошок.
— Посмотри на меня, — он все же отвел мокрые волосы с ее лба. — Посмотри на меня, милая.
Ее взгляд с трудом сфокусировался на нем.
— Никогда, слышишь, никогда в жизни я не причиню тебе боль. Поверь мне, прошу тебя.
— Дэвид? — прошептала она, узнавая его. — Дэвид.
— Это я. Я с тобой.
— О, Дэвид! — Рыдания сотрясали все ее тело.
Он укачивал ее, сидя на полу, как маленького ребенка, шепча что-то успокаивающее, пока она не перестала плакать и вздрагивать.
— Прости меня, — сказала она и попыталась сесть самостоятельно. — Я... Наверное, мне лучше уйти.
— Нет. Ты не должна уходить. Пожалуйста, останься.
Она явно была смущена и хотела сбежать от него.
— Лиззи, расскажи мне.
Она снова начала сжимать пальцы, но Дэвид мягко взял ее за руки и посмотрел прямо в глаза.
— Лиззи, прошу. Я люблю тебя. Я не хочу, чтобы ты скрывала от меня это.
— Я... Я не знаю, Дэвид. После этого ты вряд ли захочешь иметь дело со мной.
Его это убивало. Кто-то издевался над ней, бил ее, мучил, а он ничего не мог с этим поделать! Он ненавидел себя за каждый раз, когда в глубине души посмеивался над ее робостью, над тем, как она смущается и краснеет, над ее покорностью. Он был готов задушить сам себя за это. Но прежде должен был узнать, кто сделал ее такой, кто посмел поступить с ней так.
— Я буду с тобой, — твердо произнес Дэвид. — Я буду с тобой, во что бы то ни стало. Я люблю тебя! И со мной ты в безопасности.
За последние месяцы лишь она удерживала его на краю пропасти, наполняла жизнь хоть каким-то смыслом. Понимание обрушилось на него, заставляя полностью переосмыслить всю свою жизнь.
Лиззи вздохнула, смешно утерев лицо широким махровым рукавом, и рассказала ему все.
***
Лиззи говорила и не верила, что рассказывает это кому-то кроме своего психоаналитика. Когда она вышла из ванной, Дэвид лежал на кровати и выглядел таким задумчиво-умиротворенным. Она улыбнулась и хотела что-то сказать. А потом его челюсть сжалась, он поднял руку и ударил по спинке кровати, прорычав: «Твою мать!» И ее прошлое вернулось, накрыв лавиной воспоминаний и чувств. Срывов не было уже полгода, и она так надеялась, что ей больше не придется проходить через этот ужас. С тех пор как она с Дэвидом, ей даже кошмары перестали сниться.
«Боже, — подумала она, — неужели все еще не кончено?»
— Мой отчим, — осторожно начала Лиззи. — Он всегда так делал.
— Как? — его челюсть сжалась.
— Бил кулаком в стену, или в шкаф, или еще куда-нибудь, перед тем как... Перед тем...
Дэвид погладил ее сжавшиеся пальцы, заставляя расслабиться, почувствовать себя в безопасности, и она смогла продолжить.
— Перед тем как начать бить мою маму. И когда он ее бил, он всегда повторял: «Твою мать!»
Слова полились из нее потоком, несмотря на то, что Дэвид сжал зубы и закрыл глаза.
— Он бил ее чуть больше года. А потом оставил в покое, потому что начал бить нас — меня и мою сестру.
Его глаза широко раскрылись, и в них она увидела гнев.
— Сколько тебе было лет, когда это началось?
— Мне было двенадцать.
— А твоей сестре?
— Ей тоже. Мы близнецы.
Его брови взметнулись вверх. Он был удивлен.
— У тебя есть близняшка? Почему я не знал о ней? Где она?
— Я не знаю, — сказала Лиззи с болью в голосе. — Мы не виделись уже полтора года. Она звонит изредка, но не хочет со мной встречаться.
— Ладно, забудь, — ответил Дэвид. — Неужели никто вам не мог помочь? Мать не заступалась за вас?
— Никто не знал. Она не общалась с родственниками, мы никого из них не знали. Мама ударилась в религию. Она говорила, что... Что мы сами виноваты, потому что плохо себя вели. Что это расплата за грехи.
Дэвид выругался.
— А соседи? Знакомые? Неужели никто не видел синяки?