Слезы больше не спрашивали ее разрешения. Их скопилось в ней слишком много, и они полились по холодным щекам вниз, крупными каплями скапливаясь под подбородком. Слезы застилали взор, не желали останавливаться, а из горла девушки вырывались какие-то задушенные полувсхлипы—полустоны. Нет, дальше так ехать нельзя. Завидев парковку какого-то крупного супермаркета, Рей поскорее съехала туда.
И только заглушив мотор она, наконец, уткнулась в свои руки в перчатках и зарыдала, сотрясаясь всем телом.
Рей не хотела жалеть себя, ведь это было глупо, но она жалела. Она не хотела ненавидеть Киру, но ненавидела. За то, что бросила. За то, что создала счастливую семейку без нее и живет в красивом доме с черепичной крышей. За то, что ее фамилия теперь — Ридли, а Рей — Кеноби.
За то, что все эти годы она жила с ней в одном городе, но судьба ни разу не свела их.
Но больше всего за то, что посеяла в ней зерно сомнения в Оби-Ване.
Стоило Рей только подумать о том, что сказала Кира про ее дедушку, на нее навалилось такое чувство одиночества и отчужденности, что Рей поневоле сильнее ссутулила плечи и согнулась вперед. Будто что-то невидимое надавило на девушку, заставляя сжиматься и занимать меньше места.
Она плакала так горько, как не плакала никогда в жизни.
Прошло десять минут, потом и пятнадцать, а поток слез не прекращался. Рей всхлипывала и икала, чувствуя дурноту. Нет, надо это заканчивать. Не хватало только потерять сознание, сидя в автомобиле на какой-то парковке.
Рей сделала глубокий вздох и растерла лицо перчатками, мокрыми от впитавшихся слез. Взглянула в зеркало заднего вида и ужаснулась своему виду. Глаза опухли и покраснели, белки бороздили лопнувшие капилляры; нос тоже опух и из него текло.
Достав салфетки из бардачка, девушка попыталась привести себя в более или менее божеский вид. Высморкавшись, утерев лицо и глаза от остатков слез, Рей уставилась на свое отражение, размышляя о том, что же ей делать дальше.
Возвращаться домой не хотелось. В ней не было ни малейших сил на разговор с дедушкой, который обязательно должен был состояться.
Но не сейчас, совершенно точно нет.
Однако, оставаться одной она тоже не могла. Ей катастрофически было нужно рядом чье-то присутствие. Присутствие одного конкретного человека.
Рей полезла в карман за телефоном.
Бен ответил на звонок уже после первого гудка, будто в это время телефон был у него в руках.
— Алло, — раздался из динамика голос парня.
— Привет, — сказала Рей. Голос ее осип, даже она сама слышала, как по-другому он звучит.
— С тобой все в порядке? Где ты?
В голосе Бена явно читалась тревога, отчего Рей улыбнулась. На глаза вновь навернулись слезы, только теперь уже от того, каким же это оказалось облегчением для нее — услышать голос Бена.
— Да, все нормально, — сказала она, пытаясь держать голос более ровным. — Ты не занят? Можно я приеду к тебе?
— Конечно, приезжай. Я ничем не занят. Если честно, я весь день ждал твоего звонка.
Рей всхлипнула в трубку.
— Ты плачешь? — тут же спросил Бен.
— Нет, — поспешно ответила Рей, еще и покачала головой, будто парень мог ее увидеть. — Не плачу. Буду у тебя через двадцать минут.
— Хорошо. Буду ждать.
Рей скинула звонок.
И когда девушка выехала с парковки, она наконец почувствовала, что слезы отступили.
========== 14 ==========
Бен минут десять стоял у окна в гостиной, глядя на пустынную улицу. На улице было солнечно и на удивление безлюдно. Никаких собачников, никаких детей. Судя по всему, даже для них сегодня было слишком морозно.
Парень стоял не шелохнувшись, сцепив руки за спиной, с тех самых пор, как ему позвонила Рей. Да, она сказала, что будет только через двадцать минут, но он так разволновался от того, что девушка вот-вот будет здесь, что просто не знал, куда себя деть.
Время текло слишком медленно.
Он был дома один, и это было ему только на руку. Сейчас Бену меньше всего требовалось излишнее внимание родителей, а Рей точно находилась не в том состоянии, чтобы контактировать с его непростыми в общении родственниками.
Бен страшно за нее беспокоился.
Он уже тысячу раз назвал себя придурком за то, что сам же настаивал на том, чтобы Рей поехала к своим родителям. Ему казалось, что в этой ситуации это единственно верное решение, так оно и являлось на самом деле. Но боль, что он слышал в ее голосе, когда она звонила ему, пронзила его собственное сердце.
Меньше всего на свете он бы хотел, чтобы она испытывала боль.
Да, он сам был причиной ее немалой боли, но ведь теперь все иначе. Одна только мысль о том, что что-то, или кто-то заденет ее, обидит, заставляло его нутро вскипать.