Стань Звездой!

— А что с Эриком? — Зак выпрямился так резко, что в шее что-то хрустнуло. — Какого хрена Доминик вообще протянул к нему свои лапы?

— Что ты знаешь о семье Эрика? — спросил Курт. — Помимо рассказов о белых медведях и рыбе для них? Его родители живы? Есть ли братья и сестры?

— Он не раз говорил, что сирота, — Зак на всякий случай проверил в голове отложившиеся факты и уверенно кивнул. — И что один в семье. А что?

— А то, что у нашего скрытного друга вдруг нарисовался папа, — вздохнул Курт. — И жаждет поведать миру историю появления на свет и становления новой звезды, — он сел, запустил руку в волосы. — Самое удачное время выбрал, сука. И так финал с душком из-за этих уродов, решивших, что ограничения в контракте для красоты прописаны, теперь это еще.

— “Нарисовался” или он действительно его отец? — Зак с трудом сдержался, чтобы не повторить жест Курта. — И что за история?

— Пойдем, сам посмотришь, — Курт закрыл ладонями лицо, замер на несколько секунд и пружинисто поднялся на ноги. — Доминик был так любезен, что прислал мне запись беседы с этим типом. Я взял тайм-аут до завтра под честное слово Доминика.

Зак не заметил, как дошел до спальни. Там, с большого и мощного ноутбука Курта на него смотрело подозрительно знакомое лицо.

— Погоди, я его знаю! — выдохнул Зак. — Точнее, видел. Бомж у дома Эрика, он ломился к нам в машину.

Курт, собиравшийся запустить видео, замер.

— Что он говорил? — спросил таким тоном, что Зак невольно подобрался. Такого Курта он видел пару раз, когда тот выступал в суде. — И что ответил ему Эрик?

— “У меня с вами нет никаких дел”, — слово в слово повторил Зак. — Я был уверен, что они не знакомы.

— Он говорил об отце всего пару раз, и я тоже был уверен, что он уже умер, — Курт постучал пальцами по спинке кровати. — Будем смотреть или дождемся Эрика? Я буквально пару минут глянул, убедился, что файл не поврежден.

— Ну нет, нам надо знать, к чему его готовить, — решительно сказал Зак и запустил видео.

* * *

 — А мне точно заплатят? — требовательным тоном спросил неопрятного вида мужчина. — А то я ведь знаю вас, репортеров. Я вам все выложу, а вы скажете, что фуфло. А назавтра по всем программам растрезвоните. А я с голым задом останусь.

— Мистер Ласард, мы уже обсуждали условия, — Доминик, чрезвычайно худой пуэрториканец, вошел в кадр. — Я не могу ничего обещать, пока не пойму, с чем имею дело.

— А метрика вам что, не указ, что ли? — взвился Ласард. Он решил было встать, но потом видимо понял, что в таком случае денег ему точно не видать, и уселся обратно. — Ну хоть аванс дадите? Хоть соточку, а то меня из приюта погнали...

— Только после вашего рассказа, — с нажимом сказал Доминик и покинул кадр.

Ласард промокнул глаза засаленным платком, огладил растрепанную, давно не мытую бороду.

— Ну ладно, — вздохнул он. — Моя мать была против моего брака. Умнейшая была женщина, — Ласард всхлипнул. — Говорила, что Энн мне не пара. Что не чувствует любви, что видит фальшь. А я думал, это просто материнская ревность. И сделал по-своему. Из кожи вон лез, стараясь во всем ей ублажить. Брался за любую работу, не тратил на себя ни копейки, а уж когда малой родился... — он зашелся в рыданиях, размазывая по лицу слезы. — Я ж думал, вот оно, счастье. Все матери в упрек ставил, чего она на Энн наговаривала. Не отходил от них, к ребенку ночами вставал. Работал, жилы рвал, чтобы у них все лучшее... Я ж тогда даже вкуса спиртного не знал, считал, что негоже деньги на такую ерунду спускать. На учебу ребенку откладывал, колледжи присматривал, все с Энн советовался, в какую лучше школу его отдать. А она... как родила, так будто подменили.

Снова рыдания. Ласард чуть ли не пять минут ревел, выдавая бессвязные слова о том, как любил "ребеночка", пока Доминик не оборвал его:

— Мистер Ласард, давайте ближе к делу, — сказал нетерпеливым тоном. — Ваша жена вам изменяла?

— А? — Ласард поднял на камеру красные, но странно сухие глаза. — Ну да. Как ни приду со смены — ее дома нет. Вернется к ночи, запах... на весь дом. И спиртным пахло, и табаком... а чаще — духами разными. Спрашиваю, куда ходила, зачем?.. Отстань, говорит, надоел ты мне. Будешь выступать — разведусь и ребенка заберу. А куда я без ребенка-то теперь? Вот и уйду, бывало, в подвал, и вою там от безысходности. Ну, думаю, ладно, ребенок вырастет, поймет. Опора мне будет.

Он снова громко высморкался.