Стань Звездой!

— А он как оборотень вырос, — Ласард достал из кармана какую-то бутыль, отхлебнул пару глотков. — Все с матерью да с матерью. Я для него враг, что ни скажи — все в штыки. Дома не застанешь, все по дружкам, да по гулянкам. Учился плохо, про уроки спрошу — в крик. И жена тут как тут — чего дитя тиранишь. Отстань от него. Я и начал по вечерам в бар заходить. Не подумайте, пива выпью да в тепле посижу. А они — пьянь подзаборная, тунеядец. А я на вредном производстве столько лет, как медкомиссия — так говорят, нельзя тебя допускать, угробишь себя. Я сколько раз на коленях стоял, умолял, обещал в госпиталь сходить... Ну куда я пойду, когда медстраховка столько стоит. А на колледж копить надо, ребенок взрослеет... Все думал — образумится, за ум возьмется.

Доминик хмыкнул.

— Да вроде взялся, — послышался щелчок зажигалки. — В его деле не за красивые глаза платят.

Ласард пожал плечами.

— Я ему весь год говорил, давай посмотрим, что там с колледжами. Если надо, я к учителям пойду, попрошу с тобой позаниматься, чтоб оценки подтянуть... А у вас курить можно? А не угостите сигареткой? Вот спасибо... Вот, и говорю, давай поговорю с учителями... а он "Отвали, говорит, кому твои оценки сдались". И добро бы, можно было бы на спортивную стипендию рассчитывать, так он же раз-другой на тренировку сходит, а потом ему другое интереснее. Так и доучился... ни шатко ни валко.

— Но потом он поступил в колледж? — Доминику явно надоели излияния Ласарда и он стремился поскорее вывести его на конец разговора.

— Ну, теперь говорят, что поступил... — Ласард помрачнел. Пару минут молча курил, потом затушил сигарету о подошву грязного башмака и убрал "бычок" в карман. Явно собирался "дотянуть" оставшиеся до фильтра пару сантиметров. — Жена моя заболела тогда. Слегла, я все свободное время с ней в больнице проводил... Наверное, тогда я ребенка и упустил... Да и кого винить, если с утра до вечера на работе, а потом в больницу. То врачей ищу, то лекарства. Раз пришел домой, уже заполночь. Ну да, пива выпил тогда, да только повод был: жена на поправку пошла, врачи говорили, операция не потребуется. А он закричал на меня. Пьянь, говорит, и мать ты угробил. Я все его спросить хотел, чем же угробил, если она дня со мной не работала, и дома всегда поесть было, и в новой шмотке никому не отказывал. Да только не стал он меня слушать. Деньги говорит давай, а не то голову разобью. И ничего не докажешь, все решат, что спьяну угробился, — Ласард уронил лицо в ладони, его плечи затряслись. — Испугался я тогда. Мальчик высокий вырос, кулаки как раз с мою голову. А в глазах такое страшное... чернота. Взял я чековую книжку, дал ему чек на все, что на счету было. Он шмотки в сумку покидал, по дому прошелся — видео забрал, стерео, фотоаппарат новехонький. Не погнушался даже к матери в шкатулку залезть. Она перед тем, как ее в больницу забрали, обручальное кольцо сняла. Все боялась, что соскочит с пальца и потеряется — она так похудела, остались одни кожа да кости… Вот и оставила его дома, — Ласард тяжело вздохнул. — Зашел я в спальню, а он там. Не смей, говорю, это кольцо твой прадед твоей прабабке на руку надевал, я им твоей матери в верности клялся. Не трожь, не святотатствуй. А он… — снова всхлипнул и приложился к фляжке. — Отойди, говорит. Все равно возьму, я его заложу, мне деньги нужны. Ну я его еще вразумить пытался, все думал, послушает он слов моих. Когда вижу, что ребенок не в себе, алчность его разум замутила, хотел обнять. Думал, прикосновения родных рук морок скинут. А он… он кулаки сжал, свали мол, говорит. Не заставляй меня, мол. Я в страшном сне не мог поверить, что ребенок на такое пойдет. Даже не понял, что случилось, когда он первый раз меня ударил. Опешил, растерялся. А потом в голове все помутилось от боли, ни вздохнуть ни выдохнуть, рот крови полный, — сделал еще глоток.

— Он нанес вам увечья? — переспросил Доминик. Кажется, его наконец заинтересовал рассказ Ласарда, и журналист явно подсчитывал, сколько сможет получить за такой материал.

— Я в госпиталь не обращался, — вздохнул Ласард. — Последние деньги на лечение жены потратил, она снова слегла, как услышала, что ребенок ушел. Про синяки я ей сказал, что дома упал. Не знаю, поверила ли она, или нет… Не до того мне было. Голова болела, до ребер не дотронуться, нутро отбитое ныло. На работе как раз сокращения пошли, мне зарплату урезали. Хорошо, что закладную на дом мы выплатили, хоть было куда жену из больницы привезти. Два года она как ребенок на моих руках была, а потом… — очередные рыдания, — я все боялся, ее придется в картонном гробу хоронить. На последние деньги сумел купить самый дешевый.

— Вы не пробовали искать сына? — Доминик явно почуял запах денег и теперь ловко вел беседу, желая выведать побольше.