Stand My Ground (СИ)

В тот вечер он пробыл там, должно быть, около трех часов. Дожидался вместе с ними скорой и прибытия Энджи-сана, поддерживая обожженное тело Кагами в ледяной воде. Все проходило перед его глазами быстро и суетливо, так, что Лей едва обращал внимание на происходящее, волнуясь лишь о ребенке.

Вот, в комнату ворвался Старатель — весь взвинченный и нервный. Он застыл, оглядывая помещение, и Лей, наблюдавший за ним, видел то, как на лице героя отразилась целая гамма чувств, а затем оно словно бы покрылось ледяной маской, и Тодороки медленно обошел комнату, постояв немного над телом жены, потом глянул на сына и ушел, ничего не сказав. Шикай не мог представить, что тот почувствовал в тот миг, когда пред ним предстала эта жестокая картина, но подумал, что Тодороки обладает воистину нечеловеческой волей, раз смог никоим образом не выразить свою боль.

После прихода Энджи-сана все закружилось и завертелось слишком быстро: врачи забрали Кагами и тело его матери, прибывшие полицейские стали опрашивать всех и, добравшись до него, похвалили его за храбрость, но Лей едва ли обратил внимание на их слова, не способный более нормально мыслить.

Просто, в один миг, он понял, что уже не находится в доме Тодороки, а стоит во дворе особняка Казама и нервно курит сигарету, вспоминая обгоревшее детское лицо и чувствуя то, как его всего потряхивает то ли от ветра, то ли от прожитого страха за чужую жизнь. Он боялся заходить в дом и встречаться взглядом с маленькой Сузу-чан, надеясь на то, что Нана-сан была достаточно благоразумна и смогла отвлечь девочку от шума, шедшего со стороны дома ее друга.

Бездумно глядя а черное небо, он вспоминал то, как дети веселились и играли перед ним всего пару часов назад, а сейчас… Шикай совершенно не представлял, что должен был сказать Сузуме в данной ситуации. Должен ли он скрыть от нее все или, наоборот, рассказать ей правду? Он не знал этого так же, как и того выживет ли мальчик до утра. Хотя Лей надеялся на это, но в глубине души понимал, что шестилетний ребенок вряд ли выживет с такими ранами. В чудеса он никогда не верил — слишком много видел еще в то время, когда сам нес геройскую службу

Если мальчик доживет до утра, это уже будет чудом.

***

Две недели пролетели настолько быстро, что, в один миг, он просто понял, что ему не нужно куда-то бегать и заниматься делами. Все это время мужчина действовал, почти не думая, откинув сентиментальность и оставив лишь холодную расчетливость. Замяв дело с полицией, он продал старый дом, в котором жил с Нишиной, и оставался ночевать в агентстве, не желая видеть свою другую семью. Юкиджи звонила ему много раз, его секретарь говорила, что она волнуется за него, спрашивает про Кагами и просит прийти домой, но Тодороки не обращал на это внимание.

Его жизнь рухнула в один миг, и он не мог пойти к другой жене и делать вид, будто все было в порядке. И хотя Энджи знал, что, рано или поздно, любимая покинет его, но не был готов к тому, что это произойдет вот так. И сын… мальчик впал в кому, и врачи только разводили руками, говоря, что ему недолго осталось…. Это видел и сам Старатель: от этого он чувствовал всепоглощающую боль и вину перед Нишиной, которая никогда не простила бы ему смерть их сына.

Это давило на него, мужчина все никак не мог собраться и сделать что-то, несмотря на то, что понимал, что должен был. Он был потерян и сломлен, по привычке работал, спасал людей, смотрел новости, в которых лишь вскользь упомянули о смерти бывшей героини — Казехая Нишины. Казалось бы, он должен быть доволен — ведь он сам заплатил, чтобы телевизионщики не указывали того факта, что она была его бывшей женой, но на душе от этого стало еще хуже.

Неужели все вот так и забудется, исчезнет, не оставив от себя и следа, кроме старых фотографий, что остались на чердаке старого дома? Видел Ками, что он не хотел этого, но что он мог? Он уже потерял жену, сам кремировал ее, и Тодороки чувствовал, что не выдержит еще и смерти сына. Каждый день он с внутренним страхом ожидал звонка из больницы, но его все не было.

Нет, Энджи не тешил себя глупыми надеждами — мальчик умрет, если не сегодня, то завтра, и это ожидание съедало его изнутри, не давая сделать глубокий вдох. Перед внутренним взором постоянно возникал детский улыбающийся образ, восторженно показывающий ему темное пламя на ладони, но, через секунду, он сгорал от этого же самого пламени, плача и протягивая к нему почерневшие худые руки, зовя его, прося спасти…

Ему было бы намного легче, если бы сын умер там, вместе с матерью, но этого не произошло, из-за того китайца. Это спасение не обернулось ничем хорошим для мальчика: лишь отдалило его смерть и обрекло на беспокойный сон. А его….

Медленно встав с колен, мужчина вновь взглянул на серое надгробие, с высеченным именем.

— Я знаю, ты бы хотела, чтобы он жил, — тихо начал он. — Но я не смогу исполнить это твое желание. Так же, как и не смогу сам похоронить его здесь, рядом с тобой, — сказав это, Тодороки мимолетно коснулся теплого камня. — Надеюсь ты сможешь простить меня за это, любимая…