Станислав Лем – свидетель катастрофы

Раковского ввел в правительство новый премьер Войцех Ярузельский, который, возглавив Совет министров, сохранил за собой пост главы Минобороны. Он призвал население дать властям 90 спокойных дней, а 10 марта встретился с Валенсой. Лидер оппозиции провел переговоры с премьер-министром! Это было уже что-то из реалий парламентской демократии, а никак не однопартийной системы. Дело вроде бы шло к соглашению, но ситуация вновь обострилась после того, как крестьяне провели в Познани съезд и объявили о создании своей «Солидарности». Оставалось ее зарегистрировать, а чтобы власти были сговорчивее, активисты устроили оккупационную забастовку в здании быдгощского отделения Объединенной крестьянской партии. 19 марта для обсуждения создавшейся ситуации представителей «Солидарности» пригласили на заседание воеводского совета в Быдгощи. Дискуссии не получилось: в здание ворвалась милиция и избила приглашенных. Валенса потребовал наказать виновных, власти уперлись. Тогда руководство «Солидарности» пригрозило всеобщей забастовкой. Все это происходило на фоне учений в Польше войск ОВД, которые поначалу планировалось провести за десять дней, но 24 марта, когда верхушка «Солидарности» решала, как поступить, продлили на неопределенное время. 27 марта профсоюз организовал всеобщую предупредительную забастовку, а Ярузельский и Каня подписали план введения военного положения. Все висело на волоске. Примас Вышиньский, уже тяжело больной раком, встречался то с Валенсой, то с Ярузельским, пытаясь усадить их за стол переговоров. В последний момент обстановку удалось разрядить. 30 марта, накануне всеобщей забастовки, стороны заключили соглашение, предусматривавшее, в частности, санкцию на крестьянский профсоюз, о чем в вечерних теленовостях сообщил не кто-нибудь, а заместитель Валенсы – Анджей Гвязда[1054]. Это соглашение вызвало кризис в руководстве профсоюза, поскольку Валенса самовольно отменил всеобщую стачку. В знак протеста ушел в отставку пресс-секретарь «Солидарности», историк-диссидент Кароль Модзелевский (который и придумал это название), затем его примеру последовал Гвязда.

Лем в эти месяцы писал «Прогноз развития биологии до 2040 года» (видимо, вдохновленный работой над новыми главами «Голема-XIV») и носился с идеей стипендиального фонда своего имени для помощи молодым переводчикам, чтобы те могли выезжать в страны советского блока. Он надеялся таким образом снизить свои налоги[1055]. Однако довести до конца свою затею не успел из-за введения военного положения, которое зарубило и экранизацию «Насморка».

Лем опять дважды за год побывал в ФРГ. К этому времени немецкие публикации превратились в главный источник его доходов. Например, за одно лишь второе полугодие 1982 года в ГДР издали «Насморк», «Глас Господа», «Маску», «Эдем», «Магелланово облако» и «Дознание». Лем даже написал специально для немецких читателей эссе «Тобина», в котором изобразил жестокую виртуальную игру, чрезвычайно напоминающую позднейшие автосимуляторы, позволяющие участникам творить на дороге что угодно (для эмоциональной разгрузки). Возвращаясь в апреле 1981 года из Берлина, возле Лигницы Лем наткнулся на советского солдата, предлагавшего золотые часы. В Варшаве тем временем процветал черный рынок советского бензина. «50 литров за литр водки. Армия величайшей империи мира», – язвил в дневнике Щепаньский[1056].

В мае 1981 года Вроцлавский политехнический институт вручил Лему диплом почетного доктора наук. В эти дни по польским городам ходили «белые марши» в честь Иоанна Павла II, который лежал в римской клинике после покушения турецкого террориста. Широкое распространение получила версия, будто за злоумышленником стоял КГБ, которому было на руку устранение столь авторитетного противника социализма, тем более что еще один весомый противник – примас Вышиньский – как раз умирал от рака. Свое чудесное спасение римский папа объяснял заступничеством Богородицы: «Чья бы рука ни стреляла, другая рука отвела пулю». Интересно, что десятью годами раньше Лем в письме Нудельману написал практически то же самое, хотя и по другому поводу: «<…> Человек стреляет, а пулю несет Г. Бог»[1057]. Удивительно, насколько они были похожи, эти два краковянина, даром что один – верующий, а другой – атеист. Одинаково не выносившие социалистический строй, они со скепсисом смотрели и на рыночную систему, а еще не уставали выражать озабоченность тем, что развитие технологий обгоняет развитие морали.