Станислав Ростоцкий. Счастье – это когда тебя понимают

А потом меня хотели поймать и оказались пойманными сами. Это получилось только благодаря тому, что от Эйзенштейна я уже знал о любимом вопросе, который обычно задавали кому-нибудь из абитуриентов. Мне показали картину Серова «Сестры Боткины» и, указав на одну из этих сестер, спросили, какова будущая жизнь этой девочки, кем она станет, что с ней произойдет и т. д. Но так как я знал, что одна из сестер Боткиных – это и есть Александра Сергеевна Хохлова, то стал рассказывать несусветную чепуху: что эта женщина в результате революции окажется в эмиграции, в эмиграции пойдет на панель и кончит вообще туберкулезной, чахоточной где-то в госпитале, приюте презрения… Я уж сейчас точно не помню, что я нес, но видел, как Козинцев начал давиться от смеха, Лев Владимирович – поглядывать на Александру Сергеевну как-то подозрительно, а сама Александра Сергеевна сидела, открыв в ужасе глаза, потому что я рассказывал ее биографию, которая на самом деле была совершенно не такая.

Кончился этот экзамен следующим. Провидение Сергея Константиновича Скворцова оказалось неправильным, потому что меня – могу сказать, что практически в единственном числе, – приняли на I-й курс с первого тура. И началась прекрасная, замечательная жизнь, к которой я так долго и настойчиво шел и в мирной жизни, и на войне.

На нашем курсе немногие были на фронте. Наш курс был такой, я бы сказал, мирный. У нас учились Элик Рязанов, которому было 16 лет, Вася Катанян, Зоя Фомина, Лия Дербышева, Ирина Чистякова, Виля Азаров, Веня Дорман… К сожалению, многих уже нет. Вспоминать и прекрасно, и грустно: ВГИК – это, конечно, светлейшие дни нашей жизни, при том что было нечего есть, что в аудиториях было холодно, что на весь институт был один аппарат, 20 стульев и вообще была полная нищета, мы были молоды, живы, учились тому, чему хотели учиться в этой жизни. И спасибо за это Григорию Михайловичу Козинцеву, Сергею Михайловичу Эйзенштейну, Льву Владимировичу Кулешову, Александре Сергеевне Хохловой и многим, многим преподавателям, которые нам тогда, не очень дисциплинированным студентам, помогали стать теми, кем мы стали.

* * *

Недавно я зашел в одну из комнат киностудии им. М. Горького и вдруг с необычайной ясностью вспомнил, что на месте, где сейчас за заваленным бумагами столом сидит бухгалтер, 24 года тому назад стоял Сергей Михайлович Эйзенштейн и читал нам лекцию о корриде. И вдруг исчезли канцелярские столы и комната заполнилась голосом Эйзенштейна. Взволнованное дыхание аудитории, стук мела по доске, на которой возникали потрясающие по простоте и выразительности, всегда сопровождавшие лекцию его рисунки, безжалостно стиравшиеся потом тряпкой…

Когда великое рядом – это не всегда осознаешь, нужно отойти на километры или годы…

Кто забудет, как тогдашний директор института Лев Владимирович Кулешов приглашал студентов на занятия домой – не только для учебы, но и для того, чтобы немножко подкормить их, пользуясь своим не столь уж обильным профессорским пайком. Кто забудет искрящиеся афоризмы, щедро рассыпаемые Александром Петровичем Довженко! А Сергей Иосифович Юткевич, Михаил Ильич Ромм, Игорь Андреевич Савченко… И разве могу я забыть лекции руководителя нашего курса Григория Михайловича Козинцева…

Я иду коридорами студии, и словно вдруг пропадают со стен привычные студийные объявления – возникают афиши Творческого клуба тех лет[10], и навстречу мне идет неукротимый выдумщик и прекрасный пианист – тоненький, стройный Женя Моргунов. Блеснули стекла очков Самсона Самсонова, вышли из аудитории, о чем-то споря, Миронер и Хуциев, стоял в уголке только что прочитавший нам свою очередную трагическую работу, самый молодой из нас Элик Рязанов. А сколько вокруг кителей, гимнастерок, гвардейских значков, орденских колодок – вот Гриша Чухрай в кителе десантника, вот Саша Алов с боевым орденом, Яша Сегель, Володя Басов. Не подумайте, что во ВГИКе учились одни мужчины. Нет же – вот Инна Макарова, в руках у нее кастаньеты (репетирует роль Кармен, потом это пригодится ей в «Молодой гвардии», но она еще этого не знает, просто репетирует). А рядом – совсем девчонка – ее режиссер по этому отрывку Татьяна Лиознова; промелькнула в дверях красавица Клара Лучко…

Остановись память, иначе не хватит газетной страницы…

…За одну стенгазету нас чуть не выгнали из института. Мы сделали газету про все факультеты с коллажами из рисунков и фотографий. Курс Герасимова мы «посадили» за стол вокруг мастера. Каждого из них можно было узнать по одежде, но им всем приклеили головки Герасимова. В этом был огромный подтекст, потому что Герасимов учил «под себя» – студенты даже начинали разговаривать, как он. За это и еще кое-какие вещи, которые были в той газете, нам очень попало. Кончилось все разбирательством в московском горкоме ВЛКСМ, и нас всех чуть не исключили из комсомола.

* * *