Полдня монтировал колесо. Извлек 2 гвоздя. Они, наверное, давно сидели в покрышке, а я возил, возил их, и они медленно добирались до камеры. Это, наверное, как наши «зубные боли в сердце». Они торчат и постепенно добираются до сердца. И вдруг сердце рвется и сникает, как камера. Только камеру можно заменить.
Вечером добрался до Болшева. До уныния те же люди, те же дети. И было очень приятно ни разу не проиграть в бильярд. А почему всегда, когда бьешь, то чувствуешь – попадешь или не попадешь. От верно взятого направления. Есть много хороших звуков в жизни. Треск ломающегося льда, плеск весел о воду, шум дождя о крышу, потрескивание костра и, между прочим, лязг шара о дужку лузы.
Все-таки понедельник – тяжелый день. Все как думал: Берова[19]
не может приехать на премьеру. «Воспаление мочевого пузыря». Ясно – аборт. Вечером звонит папа. Ну конечно, аборт. Этот дурак ее Гришенька… Побил бы его, правда, отец сказал, что сделал бы с ним еще хуже.Вечером еле успел. Доронина читала Цветаеву. В черном костюме на бежевом фоне. Так читать нельзя. Стиха нет. С трудом пробивался к смыслу и стиху через игру и неправильную расстановку слов. А стихи гениальные. Это-то уж во всяком случае точно. Особенно рассуждение. Вам может понравиться или не понравиться. Но хорошо это или плохо, может сказать только мастер. Или «все поэты – жиды». Или «желают тела, а мы друг для друга – души».
В «Учительской газете» появилась статья. Честно говоря, когда прочел, то как будто съел жабу. Какая-то сволочь – Логинов – написала о картине. Это накануне премьеры. Статья издевательская и нечестная. Все успокаивали, а у меня сердце останавливалось. Началось, думал я. Потому что всю неиспользованную энергию по поводу «Войны и мира» они теперь бросят на меня. Как-то было очень обидно. А потом поехал в кинотеатр и как-то успокоился. Приходили люди подряд и все просили и просили билетиков. Принесли заявку из АН СССР из отдела кибернетики и т. д. Выяснилось, что все предназначавшиеся нам билеты ликвидированы. Все это не могло не повлиять на меня и сняло впечатление от статьи. Все в кинотеатре довольны.
Сегодня премьера. С утра поехал за Сильвией[20]
. Что делать?! Премьера в общем удалась. Хотя если говорить о моем ощущении, то мне показалось, что зал был несколько холоден. Но сам зал с 2 500 людьми производит впечатление устрашающее. Продано в этот 1 кинотеатр 480 000 билетов. До 1 апреля. Говорил ничего. Сказал о работе, о трех летах нашей жизни, о гордости. По единодушному мнению, говорил хорошо. Потом был небольшой банкетик внизу в кафе. Получилось как-то очень тепло и хорошо. Пели, читали стихи. А потом поехали ко мне. Просидели до 6 утра. Было хорошо и грустно, что все уже кончилось. Я заметил: 3 категории оценивают фильм – советская власть, критика, зритель. Если советская власть + критика – хорошо, то зритель – плохо. Если советская власть + зритель хорошо, критика – плохо. Если зритель + критика – хорошо, советская власть – плохо. У меня второй случай.Сегодня многие звонили. Звонили Бояровы. Всем понравился фильм. И будто бы сидящие за спиной молодые люди сказали, что «такие честные фильмы сейчас не делают». Звонил Парфенов. Очень хвалил. Звонил Кириллу[21]
Раевский. Тоже хвалил. А самому мне противно. Был бы Печорин – был бы потрясающий фильм. А так это все насколько мы ловко обманули, и только.Так хочется, чтобы все получилось с Черновым[22]
. Поехали в Комитет, и все было вроде так легко. Удалось встретить Тарасова, и он пообещал все сделать. Вечером произошла смешная история. Смотрели фигурное катание. Я ждал, ждал Белоусову и Протопопова и заснул. Точно. Проспал все от начала до конца. И проснулся с последним тактом музыки. А Нинка спрашивает: «Ну как?» Переутомился премьерой.Порой, когда идешь домой, ноги сами заворачивают в блочный дом, и, только уже завернув, вспоминаешь, что мамы и папы нет. Я не скажу, что сразу от этого обмираю. Нет, эта мысль приходит как-то просто и естественно. Очевидно, потому что сам уже ощущаешь свое приближение к ним, а не удаление от них. Но просто как-то становится странно, что их нет, и жалко, что они не могут порадоваться нашим радостям.
Может быть, и поэтому, когда переступаешь порог своей квартиры, сразу делается хорошо и тепло оттого, что все на месте и есть кому встретить. Да, мы, конечно, не понимали трагедии отца, когда он приходил в свою квартиру. Как же это мы, такие «тонкие» и «чуткие». Нельзя было его оставлять одного. А Нинка сидела на диване и вязала.