Сегодня подняли верхушку башни. 537 м.
Утром ездил на аэродром, проводил Светлану в Чили. Хорошая компания. Очень симпатичный Валерий Попенченко[57]
. Остроумный и легкий. Но секретарь с Украины, конечно, в своем гриме. По дороге с аэродрома говорили все время о Комарове. Вчера приехал Николай[58], а Володя и Света обедали в юности с Гагариным. Кое-что прояснилось. В общем-то, я так и думал. Очень обидно и страшно. Вот как всегда политика разрушает, а не создает. Дело надо делать, дело.О картине все договорено. Уверенности, что поступаю правильно, нет. Но с другой стороны, болтаться еще хуже. Важно думать о дальнейшем. С чехами связывать не хочу. Или на совершенно другом материале. А Славка[59]
летит в Канны.С утра поехали на кладбище и пробыли там часов до 3-х. Нина все посадила и аккуратно сделала. Могилка украсилась. На кладбище очень много народу. Все делают ограды, ставят кресты, сажают цветы. Это теперь такой обычай.
А вчера к нам все-таки приполз Женька Григорьев. Мы с ним крупно выпили. Поговорили, как всегда, за жизнь. Потом он уехал, а приехали Слава[60]
и Ляля[61].Сегодня начались 4 праздничных дня.
У Кирилла Молчанова сегодня премьера в Большом театре.
Дядя Вася приехал из очередной командировки с инсультом.
Говорят, что умер Ворошилов[62]
и жена Косыгина[63].Светлана Аллилуева дала интервью на телевидении.
Жена Комарова дома с детьми.
А у нас 4 праздничных дня. На Валдай я не поехал.
Последний день апреля. Утром был накрыт очень вкусный и очень красивый стол. Пасха. Куличи. Крашеные яйца. Разговлялись. Да, в этих православных праздниках есть что-то удивительно вечное, удивительно рождающее воспоминания. Вот сразу вспоминаются Ульяновск. Тетя Катя. Запах укатанной дороги с привозом. Топленое молоко в виде блюдец. А потом Киржач. И самовар, и печки, и бесчисленное множество пирогов, и… краснощекая, розовая мама, и толстеющий, полный сил папа.
Далеко все это, далеко. Но рядом были теща, Нина, сын. Жизнь идет. Поехали к Кириллу. Там прелестная внучка Марины. Счастливый Кирилл. Афиши. Антонина Ивановна. Аня. Таня. И Дмитриевские картины. Жизнь идет… А где-то…
На сегодняшнем параде хорошая выдумка: солдаты несли на руках детей. Но до этого ехали ракеты, и на них номера 3172254 и т. д.
Целый день проработал в гараже. Прекрасная это вещь – физический труд, когда ощущаешь плоды труда. Вот сделал дело – и видно это, и никто не оспорит. А потом, после трудов праведних, приехал к теще и принял рюмочку-другую, ну прямо как мастеровой в прошлом веке. И в Дом кино даже не поехали. Выдержали.
Как-то ужасно резко стал ощущать каждое мгновение жизни, порой даже пугаюсь этого. Жалко минут. Хочется быть сразу в нескольких местах и ничего не пропустить, и заранее грустно оттого, что это невозможно. Человек живет кошмарно мало, хотя, конечно, прожить за это время можно чрезвычайно много. Будем стараться и не тратить время на уныние.
Сегодня залез в старый чемодан, лежавший в гараже. С трудом снял его с полки. Открыл и вдруг увидел фото, которые когда-то снимал в Киржаче. Лялька худенькая, тоненькая, молодой Санька. Папа – ему ведь тогда было столько лет, сколько мне сейчас. Он полный, благодушный. Совсем еще молодая мама.
И сразу в голове возникли тысячи запахов. Запах сена в стогу и на поле. Запах свежей киржацкой воды, которая на самом деле пахла арбузом. Запах дегтя. Запах потного коня. Запах горячего хлеба, только что вытащенного из печки. Человек, чтобы почувствовать, что такое родина, обязательно должен прожить какое-то время в деревне. Только там можно понять, что это значит.
Сегодня резко и сразу распустились листья тополей, что под окном. Тепло, даже жарко.
Бродил по учреждениям. В них ощущалось, что умерла жена премьер-министра[64]
. Начальства не было.Вечером ходил в Большой на оперу Кирилла[65]
«Неизвестный солдат». Поставлено шикарно, помпезно, а в отдельных сценах и очень интересно. Жизнь идет, и все как-то перепутывается. Декорации Рындина, опера Кирилла. Марина[66] сидит в партере. И она такая же, и она бабушка. Никак не могу отделаться от этого острого ощущения времени. Оно порой представляется как чудище, с хрустом поедающее секунды, минуты, часы, и хруст такой, будто оно грызет человеческие кости, словно я когда-нибудь это слышал. Город держит и не выпускает, а пора на Валдай. Ой как пора.Был в этом ужасном огромном здании против Дмитрия Долгорукова. Коридоры, коридоры, дощечки. А кабинеты и даже приемные высотой в 3 этажа. Но на лифте даже с шестого этажа спускаться нельзя. Что ж удивительного, что у нас то и дело лифт ломается. Секретарша вдруг спрашивает: «А вы Стасик Ростоцкий?» Я говорю: «Да». – «А мы с вами вместе учились в школе на Миусской». Потом мне Б. говорит: то-то, когда я ей сказал, что приму тебя с удовольствием, она так обрадовалась.