Становясь Лейдой

Тучи над ними бурлят, как кипящая в котле вода. Небо – сплошная кипучая чернота. Ни звезд, ни луны. Ночь затянута темно-багровым туманом. Тут поневоле задумаешься, какие силы создали такой бурный ливень, размышляет Маева. Возможно, нам стоит вернуться.

Она уже собирается повернуть лошадь назад, но тут деревья расступаются, открывая поляну. Вдалеке видна пристань. Спасибо, сестры. Луч маяка пронзает густой туман. Маева пускает лошадь рысью. Почти на месте.

Когда они добираются до причала, дождь льет уже сплошной стеной. На пристани нет ни души, слышится только шум ливня, плеск волн и одинокий стук лодок, бьющихся о край причала. Остановив лошадь, Маева слезает с седла, привязывает поводья к коновязи на набережной. Помогает спуститься Лейде, хватает мешок. Лицо у малышки все мокрое, белое, как полотно.

– Не бойся, дитя. Все будет хорошо. – В ответ Лейда стучит зубами. – Давай показывай, где папина лодка?

Лейда берет ее за руку и ведет в самый конец причала, где между двумя большими судами качается на волнах маленький траулер. Маева не тратит времени даром. Подхватив Лейду на руки, она поднимается на борт, сажает малышку под возвышением возле штурвала, чтобы спрятать ее от дождя.

– Сиди здесь.

Прямо над ними грохочет гром, Лейда вздрагивает.

– Не бросай меня, мама… – Она хватается за полу Маевиной длинной накидки.

– Я здесь, рядом, дитя. – Лейда крепко ее обнимает. Маева пытается разжать ее руки, но они словно одеревенели от страха. Сейчас надо быть смелой, дитя. – Давай зажжем лампу. Так тебе будет все видно, и мне будет легче найти тебя в темноте.

Лейда кивает и разжимает руки. Маева роется в сундуке у штурвала. Отодвигает в сторону все ненужное – красный шарф, пустую бутыль из-под виски – и находит масляный фонарь и коробок спичек. Она зажигает фонарь и подкручивает фитиль, чтобы он горел ярче. Темнота озаряется теплым свечением.

Маева ставит фонарь рядом с Лейдой.

– Только не трогай его руками. Я быстро сделаю все, что мне нужно, и вернусь за тобой.

Маева делает глубокий вдох, берет свой мешок и спускается на причал.

Она знает, что шкура здесь; ее пальцы гудят в предвкушении. Она подходит к носовой части лодки, ее тело буквально звенит. В груди все сжимается, и вот она видит свое сокровище. Да! Takk, сестры. Она чуть не лишается чувств от радости. Шкура растянута на носу лодки, по ее краю пробиты дыры для веревочных петель. При виде этих пробоин Маева с трудом сдерживает слезы. Сама шкура выцвела от непогоды, поблекла от солнца и ветра. Я тебя еле узнала. Но сейчас это не важно, размышляет она. Все вернется. Все станет таким же, как было. Таким, как должно быть.

Она достает свои швейные ножницы и бросает мешок на землю. Принимается резать веревку, которой шкура крепится к борту. Веревка толстая, плотная, она держится крепко, но решимость Маевы крепче любого сопротивления. Каждый раз, когда обрывается перерезанная веревка, что-то обрывается и в груди у Маевы. Словно с каждым щелчком острых ножниц она отделяется от своего человечьего тела, кожа, которую она носит сейчас, постепенно линяет. Освобожденная половина шкуры хлопает на ветру. Маева сбивается с ритма, теряет всякое ощущение верха и низа. Земля под ногами качается, словно она уже оказалась в море и плывет по волнам.

Я иду к тебе, любовь моя.

– Маева!

Нет. Она вся напрягается, словно окаменев. Нет!

Питер стоит чуть поодаль, тяжело дышит, его сапоги и одежда забрызганы грязью. Его руки сжимают веревку, которой траулер привязан к причальной тумбе.

– Я никуда тебя не отпущу.

Лодка качается на приливных волнах, готовая вырваться в море.

Маева видит его глаза и понимает, что он перешел ту черту, когда человек может внять гласу разума.

– Питер, не надо.

В небе снова грохочет гром, и этот грохот отдается дрожью в ее костях.

Питер кричит в шум дождя:

– О чем ты думала, бога ради? Ты не подумала о нашей дочери?

Она по-прежнему держит ножницы в руке. В руке, дрожащей от страха. От любви. От ярости.

– У меня нет выбора. Ты сам не оставил мне выбора.

– Ты даже не попрощалась.

Его слова – его слезы – мерцают в каплях дождя. Ох, Питер… Он видит, что она смягчилась. Тянет к ней руку, хочет прикоснуться, но его вновь обретенная уверенность выводит ее из оцепенения; она уворачивается от него, выставив перед собой острые кончики ножниц.

– У тебя всегда был выбор, Мае. Не уходи. Не бросай нас.

Нас?

– Свою дочь я не брошу. Она идет со мной.

Он подходит еще на шаг ближе. Его голос дрожит:

– Если уходишь, то уйдешь одна.

Черта с два. Маева выпрямляется в полный рост. Между ними стоит пелена дождя.

– Ты кое о чем не знаешь. Насчет нашей дочери. – Краем глаза Маева видит, как Лейда, прячущаяся на лодке, в страхе выглядывает наружу через ограждение.