Становление спецслужб советского государства. 1917–1941 гг.

После прошедшей грозы покой установился и в природе. Ветер стих, его легкие порывы шаловливо поигрывали листвой кленов и лип. Луч заходящего солнца жаром блеснул на колокольне Ивана Великого и померк. Вечерние сумерки опустились на Москву. После проливного дождя жар, исходивший от мостовой и стен зданий, спал, в воздухе появилась бодрящая свежесть, и город ожил. Пестрые, разноголосые людские ручейки захлестнули улицы. В парках и скверах на танцевальных площадках молодежь самозабвенно отдавалась новым модным танцам — фокстроту и тустепу.

Судоплатов в полную грудь вдыхал бодрящий вечерний воздух, в котором смешались запахи цветов и сирени, спустился к Театральной площади и оказался в людском водовороте. Во МХАТе только что закончился спектакль «Мертвые души», игра актеров вызвала у зрителей бурю эмоций. Судоплатов безоглядно отдался во власть людской реки, и она вынесла его на улицу Горького, бывшую Тверскую. Отсюда рукой было подать до дома, в квартиру он поднялся, окончательно овладев собой. Супруга Эмма, тонко чувствовавшая его настроения, не уловила той бури чувств, что еще недавно бушевала в нем. И тому была причина, ее отметили в числе лучших по итогам работы подразделения в первом полугодии, и она находилась в приподнятом настроении.

Оно передалось Судоплатову, и тревога отошла на второй план. За поздним ужином он старательно избегал разговора на тему отношений с Германией, в последние дни ставшую злободневной, и поддержал предложение провести первую половину воскресенья на пляже Водного стадиона. Разговор прервал стук в дверь — это подошла соседка — жена наркома Меркулова. Она не удержалась, чтобы не продемонстрировать Эмме новое платье, сшитое в ателье у модного модельера Мишкина. Они уединились в гостиную. Судоплатов прошел в спальню и, по уже сложившейся традиции, обратился к изучению немецких газет. На первых полосах в глаза бросалось заявление ТАСС о том, что:

«…Несмотря на очевидную бессмысленность слухов о войне, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении войны…»

Он не стал читать комментарии, свинцовая усталость дала знать о себе, и лег спать.

В эти самые минуты за тысячи километров от Москвы на протяжении всей западной границы вооруженная до зубов армада вермахта и европейских сателлитов фашистской Германии изготовилась для вероломного нападения. Баки самолетов, танков и машин были заправлены под завязку, орудия расчехлены, личный состав обеспечен трехдневным сухим пайком, а фляжки наполнены шнапсом. Командиры частей заняли места на наблюдательных пунктах и ждали наступления часа «Ч». То, что они видели в последние дни на советской территории, вызывало неподдельное изумление.

Опытный взгляд тех, кто имел за спиной три года войны, не замечал признаков подготовки подразделений Красной армии к боевым действиям. Их служебно-хозяйственная деятельность подчинялась распорядку предвыходного дня. На спортивных городках гудел задорный людской муравейник, у бань царило веселое оживление, перед клубами, на летних площадках киномеханики натягивали экраны, вокруг них вился рой неугомонной ребятни.

День подошел к концу. Вечерние сумерки быстро сменились июньской ночью. Она длилась недолго. Порывистый ветер сорвал молочно-белую вуаль, укрывавшую Буг, и мелкая рябь сморщила зеркальную поверхность. Звезды трепетно мигнули и растворились в иссини бездны неба. В кустах робко защебетали птицы. Хрустально-чистый воздух, в котором смешались запахи полевых цветов, стал недвижим. Предрассветные сумерки сгустились, и через мгновение восток озарила яркая вспышка. Из-за горизонта появилась алая, как кровь, кромка диска солнца. Последний мирный день вступил в свои права.

Командующий 3‐й танковой группой генерал-полковник Г. Гот приник к стереотрубе. В окуляре отчетливо просматривались огневые точки Брестской крепости. На берегу Буга сквозь маскировку проглядывала тонкая паутина траншей и окопов. Гот внимательно вглядывался в оборонительные позиции, но так и не обнаружил признаков усиления постов. Жизнь гарнизона крепости и пограничной заставы шла своим повседневным чередом.

За стенами крепости также царила почти идиллическая, пасторальная благодать. Начался первый укос сочного, ароматного разнотравья. Село опустело. На заливных лугах пестрым цветником рассыпались косари. У реки, на сходнях, женщины стирали и полоскали белье. В мелководной заводи плескалась и смеялась беззаботная ребятня.