Станция «Гермес»

      Боли от укола он почти не почувствовал. Над ним суетились люди в халатах, позвякивали инструменты. Вспыхнул искрой скальпель. Рядом появился штатив с флаконом, оттуда по трубке змейкой поползла молочно-белая жидкость. По венам разлился жар, время замедлилось и стало тягучим, как кисель. Иногда он проваливался в забытие, а когда выныривал, то в глазах стоял туман, где смутно шевелились тени. В несвязных сумерках кошмара его приподнимали, переворачивали, смазывали и стягивали жгутами в разных местах, втыкали все новые трубки, а он покорно позволял все это проделывать, не произнося ни звука.

      Когда он в очередной раз вынырнул на поверхность, то осознал, что лежит на чем-то твердом. Сквозь прямоугольник сверху проникал свет. Пелена, туманившая мозг, медленно отступала. Все тело изнывало и горело, словно его поджаривали на медленном огне. Вместе с болью возвращалось сознание.

      Остро пахло больницей и смоляным духом столярки. Те самые запахи, что окружают труп человека в свежевыструганном гробу. Похоже, что ему досталась редкая возможность — на своей шкуре испытать все богатство ощущений покойника.

      Девушка находилась так близко, что их локти соприкасались. Он слышал ее дыхание, легкое и прерывистое, словно бабочка трепещет крылом. Из неизвестных побуждений судьба в очередной раз расположила их в такой близости, словно подталкивая друг к другу. Однако все это напрасно. Не выходит у них ничего. А теперь, очевидно, точно не выйдет.

      Живописные картины поневоле открывались перед глазами. Как будет выглядеть их… как правильно назвать, превращение? Их затопят раствором энергеля, как рассолом заливают маринованные огурцы? Чтобы насытить их кровеносную систему белой кровью, старую красную кровь выпустят за ненадобностью, как бычкам на бойне. А уж после в гроб запустят полчища мух, пожирающих воздух. Все это для того, чтобы изуродовать их, превратить в распухшие полутрупы, подобно старику в соседнем саркофаге.

      Он вдруг понял, что готов на все, лишь бы судьба подарила ему хоть еще один день. Пусть хоть самый скучный, плохонький денек, хоть в тюрьме, хоть в мрачных каменных стенах. А уж если бы вырваться отсюда, то хоть бы на час, на полчаса, на минуту… Напоследок вдохнуть воздуха, услышать, как барабанит по крыше дождь, как скрипят ветки деревьев под порывом ветра…

      Ему почудилось, что и вправду зашумел ветер. Сквозь закрытую крышку внутрь саркофага просочился воющий звук. Это был, конечно, не ветер — откуда ему тут взяться? Он насторожился, вслушиваясь.

      Раздался протяжный душераздирающий вопль, от которого у него морозом сковало кожу. Жуткий рев пробился даже сквозь толстое стекло. Кто-то принялся неистово молотить по саркофагу. Глухие удары следовали один за другим, молотом отдаваясь в ушах.

      Внезапно все смолкло и наступила тишина. Снаружи послышались шаги. Хлопнула крышка, и внутрь ворвался свежий воздух.

      Сверху показалось чье-то лицо. Поначалу черты его были расплывчаты, как на фотографиях привидений, но постепенно картинка приобрела резкость.

      В таком виде он Богиню еще не видел. Выглядела она так, словно только что попала под лошадь. Волосы торчали клочьями, один глаз потемнел и заплывал фиолетовым.

      Антон догадывался, что они и сами выглядят по меньшей мере странно. Двое связанных людей лежат на дне ящика, вокруг них спиралями закручиваются прозрачные жилы капельниц…

      — Вам особое приглашение надо? Вылезайте уже… — хмуро сказала она. — Устроились тут, как голубки, а мне за вас отдуваться.

      

 

      * * *

      

 

      Еще не вполне веря в то, что все закончилось. Антон без сил опустился на пол. Тело подчинялось ему с трудом. Дотянувшись до середины бедра, он с отвращением отодрал приклеенную пластырем трубку. С кончика иглы капнула густая жидкость, по цвету напоминающая сгущенное молоко. Неизвестно, успела ли «белая кровь» воздействовать на его организм, но чувствовал он себя как после жестокого похмелья. В голове словно перекатывалось раскаленное ядро, готовое рвануть в любую секунду.

      Пол вокруг был залит подозрительно пахнущей субстанцией. Раскинув ноги и руки в стороны, в луже лежал человек. Полы его халата намокли, а борода пропиталась чем-то липким и напоминала мочалку.

      Богиня легонько пнула его ногой.

      — Здоровый был, зараза, — обронила она. — Ревел, что твой медведь! Пришлось чутка повозиться…

      Антон вздрогнул, представив себе это зрелище.

      — Чем это ты его?

      — Головой, — сказала девчонка. — Это же самая нужная вещь в организме… И думать умеет, и в поддыхало вломить, если надо.

      Прислонившись спиной к саркофагу, на полу сидел Феликс. Глаза молодого ученого бессмысленно смотрели вдаль, пальцы на руках сжимались и разжимались. Из горла вырывалось периодическое бульканье, как делает каша на медленном огне.

      — Здорово его развезло, — сказала девчонка. — Всего-то стукнула пару раз, он с копыт и слетел.

      Наклонившись, она быстро и умело его обыскала.

      — Эй, гляди-ка! Пальцы свои отрезанные уже успел пришить, — пробормотала она. — Вот чего медицина вытворяет! Чудеса да и только.

      Она выудила из кармана Феликса свой пистолет и удовлетворенно вздохнула.