Станция «Гермес»

Из прихожей Антон попал в узкий неосвещенный коридор, который выходил в небольшую комнату с низким потолком, с плотно зашторенными окнами, с покрытыми коврами стенами и круглым столом посредине. В противоположной стене, прикрытая цветастой занавеской, угадывалась еще одна дверь. Слабый свет шел от старинного черно-белого телевизора на тонких ножках. Антон даже удивился – что, такие еще существуют?

Звук в телевизоре был приглушен до минимума, и можно было разглядеть, как танцуют на сцене дети в карнавальных костюмчиках. У стола, опершись на локоть, сидела женщина, взгляд которой был направлен на экран. На плечи ее была накинута шаль, рядом на столе стоял заварочный чайник и ваза с яблоками и печеньем. Услышав шаги, она обернулась.

Если бы Антон не был готов к этой встрече, то вряд ли узнал в ней «нотариуса» и «соседку Матвеевну», и уж тем более ухарского батюшку на мотоцикле. С такими способностями к перевоплощению Жужанна Вачковская наверняка могла сделать карьеру актрисы, в другой жизни и в других обстоятельствах. С гладко зачесанными и собранными в пучок волосами, с пронзительным взглядом серых глаз из-под очков в тонкой оправе, она напоминала учительницу младших классов предпенсионного возраста или главбуха в фирме средней руки. Похоже было, что отработанные маски сыгранных ролей навсегда оказались вживлены в ее облик, как случается со старыми заслуженными артистами. Один только гипнотизирующий змеиный взгляд живо напомнил Антону, с кем он имеет дело. На секунду ему даже померещилось, что на него уставились вертикальные зрачки, как у гюрзы.

Оглядев его с ног до головы, змея удовлетворенно кивнула.

– Это хорошо, что ты пришел, – сказала она, словно Антон, как старый приятель, по-свойски заскочил на минутку.

– Ну, выбора-то у меня не было… – сказал он. И задал вопрос, который давно вертелся у него в голове:

– Скажите, а почему вы здесь?

Женщина приподняла бровь.

– Это в каком-таком смысле?

– Ну, я думал, что в деревне таким как вы делать нечего, – пояснил он. – Люди вокруг простые, небогатые, живут сельским трудом, что у них украдешь?

Она усмехнулась.

– Это ты верно подметил. Воровским ремеслом тут много не заработаешь.

– Значит, вы воровка? Или как вас правильно называть?

Она прищурилась, глядя на него.

– Тут все дело в том, кто говорит. Допустим, слово это правильное, но понятия ты о нем не имеешь, и употреблять его тебе нельзя. Как у нас говорят, не по масти. Для тебя я просто – человек…

– А откуда вы знаете, какая у меня масть? – спросил он, сам удивляясь своей дерзости. – Может быть, я пахан какой-нибудь. Может, начальство вам обо мне еще не доложило…

Антон ожидал, что Графиня разозлится, но та спокойно сказала:

– Ну, в паханы ты себя рановато записал. Какие твои годы… А что касается начальства, то у нас его нет.

– А кто есть?

– Авторитеты, уважаемые люди…

– А кто в вашей банде авторитет? Хоккеист? – спросил он.

Она замолчала, окинув его долгим изучающим взглядом. Он увидел себя ее глазами – бледный, грязный, осунувшийся, в чужой драной одежде… Явно не в том положении, чтобы задавать провокационные вопросы.

Графиня высвободила сухую руку из-под шали, взяла со стола яблоко и принялась не спеша его чистить. Антон молча смотрел, как между ее ловких пальцев змеился тонкий срез кожуры.

– Правду мне говорили, что с тобой не соскучишься, – вдруг сказала она, словно про себя. – А поначалу ты мне показался простоватым. Что ж, и на старуху бывает проруха.

Она вдруг сморщила нос и заулыбалась.

– Между прочим, сам Хоккеист о тебе хорошо отзывался. Уж больно ты ему понравился.

Он удивился.

– Хоккеист? Обо мне? Разве мы знакомы?

Казалось, женщина наслаждалась его замешательством. Отрезав ломтик яблока и деликатно положив его в рот, она продолжила, жуя:

– По правде говоря, я бы на тебя и внимания не обратила. Но Хоккеист меня переубедил. Говорит, позови в гости, побеседуй. Пригодится нам этот человечек.

– Так это Хоккеист приказал меня схватить и ножом угрожать?

Женщина разочарованно протянула:

– Неужто угрожали?

Антон мог добавить, что кто-то из ее упырей еще в живот ему саданул от души, но промолчал. Было очевидно, что над ним издеваются.

– Я же просила в целости и сохранности, чтоб ни один пальчик не пострадал, – театральным тоном сказала она. – Я же хотела с просьбой к тебе обратиться. Даже не знаю, как теперь быть. Обиделся небось…

– Ничего, я вообще не обидчивый, – сказал он. – Что за просьба-то?

– Всего только небольшая, ну совсем крошечная, – промурлыкала она. – Если исполнишь ее, то можешь быть свободен.

Он ощутил вспышку нечаянной радости и не удержался, чтобы не задать вопрос:

– То есть вы меня убивать не станете? В лесу зарывать или как там у вас полагается?

Графиня приподняла брови.

– А есть за что?

– Ну так я ведь неприятности вам причинил, – осторожно сказал он. – Пожаловался в полицию, вот…

– Ах, это, – протянула она. – За то, что в псарню побежал, я зла не держу. Но с чего ты взял, что трупы прячут в лесу? Что за фантазии?

– Просто такое впечатление сложилось, пока с мешком на голове сюда добирался.