Станция мёртвых сердец (СИ)

— Я среди них есть?

Танака покосился на Эссекса.

— Само собой. Но не беспокойтесь. Вы на две позиции ниже Жозефины.

Аэромобиль снизился и остановился у подъезда.

— Я поднимусь с вами, — сообщил Танака, заметив обеспокоенные взгляды, которые Артур бросал на подъезд.

— Вы считаете меня параноиком? — спросил Артур.

— Нет, я считаю вас на удивление разумным молодым человеком. Версия, что выстрел был предупредительным, сейчас маловероятна, но возможно всё. Не добравшись до генерала, могут попытаться надавить на вас.

Артур бросил на Танаку быстрый взгляд и сглотнул.

Они вышли и стали подниматься наверх. Артуру почему-то не хотелось делать это на лифте, и Танака не стал спорить.

Уже у дверей Эссекс обернулся и спросил.

— Вы отдадите распоряжения насчёт Дугласа?

— Да, пока вы будете у себя.

— Вы не войдёте?

Танака, кажется, колебался.

— Пожалуй, — согласился он наконец.

Оказавшись в квартире, Сидзуити устроился на диване лицом к выходу и достал телефон, а Артур направился в душ. Ему потребовалось около пятнадцати минут, чтобы привести себя в порядок, а закончив, он вдруг вспомнил, каким видел Ретта в последний раз перед выстрелом — в простых джинсах и свитере. Было в этом что-то особенно интимное, если учесть, как начинался и развивался их роман, и Артур тоже извлёк из шкафа спрятанные на самом дне старые джинсы. Он почти не носил такую одежду даже дома, но именно сейчас хотел надеть именно их.

— Я закончил, — сообщил он, выходя в гостиную.

Танака кивнул и, встав, направился к выходу.

Они спустились, сели в аэромобиль и спустя полчаса снова были у дверей Астория-Бридж. На сей раз стоянка и закоулки поблизости от здания были полны аэромобилями, не слишком заметными чужому взгляду, но отлично знакомыми Артуру.

— Ещё кое-что, — сказал Танака, когда Артур уже опустил пальцы на дверную ручку. — Вы сохранили мою визитку?

Артур нахмурился и кивнул.

— Не потеряйте. Пока Дуглас не сможет вернуться к делам, нам с вами придётся держать тесный контакт. Вы по-прежнему единственный, кто может входить к нему в палату. Я буду просить вас кое-что разузнать у него — и не только. Но не стоит говорить ему слишком много о происходящем. Нам будет выгоднее, если он быстро поправится и вернётся в строй, чем если он затянет выздоровление на месяцы.

— Я понял, — Артур сам удивился тому, как легко далась ему улыбка. — Полагаю, мой номер у вас есть.

— Само собой.

* * *

Дугласа уже устраивали в палате — просторном помещении с эркером, выходящим в сад, и стереовизором в полстены, скорее походившем на номер люкс в пятизвёздочном отеле. Не хватало разве что бара.

Артур остановился на пороге, наблюдая, как медсёстры подтыкают одеяло. Дуглас был в сознании, но заметил его не сразу, а перехватив немного раздражённый взгляд, направленный на полные бёдра одной из сестёр, усмехнулся.

— Не хочешь сам?

Артур закусил губу, но вперёд шагнул без раздумий.

— Хочу.

Их взгляды встретились, и оба улыбнулись. Несмотря на рану, Ретт не помнил, когда ему в последний раз дышалось так легко.

Артур отодвинул в сторону медсестёр и сам огладил одеяло, а затем уселся на краешек просторной кровати.

— Мне кажется, тебе понравится болеть, — сказал он, дождавшись, когда медсёстры выйдут, и забираясь на кровать рядом с ним — так, чтобы голова его оказалась у Дугласа на плече.

Ретт сдержал усмешку.

— Не пытайся порадовать меня слишком сильно. Мне пока почти ничего нельзя.

— Знаю, — Артур серьёзно кивнул. — Тебе нельзя даже говорить. Так что помолчи.

Он приподнялся и осторожно поцеловал Дугласа в щёку.

Ретт внезапно стал серьёзным, но головы к нему так и не повернул, продолжая смотреть в потолок.

— Скажи это ещё раз, — попросил он тихо.

Артур закусил губу. Сложно было произносить такие интимные слова вот так — на заказ, и всё же он сделал над собой усилие и, склонившись к уху Дугласа, прошептал:

— Я тебя очень, очень люблю.

* * *

Всю последующую неделю Артур выходил из палаты только затем, чтобы отвечать на звонки Танаки. Вопросы его он пересказывал Ретту коротко, и то не все. Судя по всему, Танака уже сделал все выводы, но говорить о них Эссексу не хотел.

В первые дни Ретт в основном спал — сам или при помощи успокоительного. Только к началу следующей недели время бодрствования стало заметно увеличиваться, но ему всё ещё нежелательно было говорить и волноваться, и Артур старательно рассказывал ему незначительные истории из детства. Однажды он даже проговорился и назвал фамилию Карлайла, но тут же спохватился и, посмотрев на Ретта, поймал на себе его напряжённый взгляд.

— Кем он был? — спросил Ретт.

— Не надо об этом сейчас. Тебе будет неприятно.

Дуглас помедлил и кивнул, соглашаясь.

Артур, сидевший на диванчике напротив кровати, пересел поближе и поймал руку Дугласа.

— Ретт, я боюсь, что ты не поверишь мне, если я скажу…

— Попробуй.