Станция Одиннадцать

— В прямом. У него была аллергия на хлороформ. Или там оказался не хлороформ, а что-то куда более ядовитое?.. Люди пророка дали мне воды и рассказали, что хотят вернуть девчонку. Они решили захватить двух заложников и устроить обмен. Они догадались, что мы следовали в Музей Цивилизации по направлению нашего пути и слухам, что именно туда сбежали Чарли и Джереми. Они говорили, а я смотрел на спящего рядом Дитера. Он побледнел, губы посинели. Я пытался его разбудить, но не смог. Нас связали, а я все пинал его, проснись, проснись, но…

— Но что?

— Но он не проснулся. Мы прождали целый день. А к вечеру Дитер перестал дышать.

К глазам Кирстен подступили слезы.

— Я следил, чтобы он дышал. Он так побледнел. Грудь поднималась и опадала. А потом еще один выдох… и все. Я закричал, его попытались спасти, но… ничего не помогло. Ничего. Люди пророка начали спорить, затем двое куда-то ушли и через несколько часов привели кларнетистку.

49

На самом деле кларнетистка ненавидела Шекспира. В университете она училась сразу по двум специальностям — театр и музыка, но на втором году обучения все вдруг помешались на экспериментальном немецком театре двадцать первого века. После конца света прошло уже двадцать лет, и кларнетистка любила музыку «Симфонии», любила коллектив, только терпеть не могла бесконечные показы Шекспира. Она пыталась держать мнение при себе, и временами у нее даже получалось.

За год до того как ее захватили в плен люди пророка, кларнетистка сидела в одиночестве на пляже в Макино-Сити. Стояло прохладное утро, над водой висел туман. Труппа проходила через этот город бесчисленное количество раз, но кларнетистке он не надоедал. Ей нравилось, как в туманные дни Верхний полуостров скрывался из виду и мост словно уходил в бесконечное облако.

Кларнетистка недавно начала задумываться о собственной пьесе. Вдруг получится уговорить Гила и сделать постановку с актерами «Симфонии». Кларнетистка хотела написать что-нибудь современное, что отражало бы тот мир, в котором они каким-то образом очутились. Выживания, может, и недостаточно, как-то сказала она Дитеру в очередном затянувшемся за полночь споре, но одного Шекспира, с другой стороны, тоже. Дитер вновь и вновь приводил все те же аргументы, что Шекспир жил в охваченном чумой мире, где не было электричества так же как и «Симфония». Послушай, спорила кларнетистка, разница в том, что они-то видели электричество в действии, они видели все, и цивилизация рухнула на их глазах, а Шекспир ничего такого не знал. В его времена все чудеса были только впереди, а не позади, и люди теряли куда меньше.

«Если думаешь, что у тебя выйдет лучше, — сказал ей Дитер, — то почему бы тебе не написать пьесу? И покажешь ее Гилу».

«Я так не думаю, я вообще не об этом, — ответила она. — Я просто хочу сказать, что у нас неподходящий репертуар».

И все же ей понравилась мысль написать пьесу самостоятельно. Следующим утром, сидя на берегу, кларнетистка начала первый акт, но так и не продвинулась дальше первой строчки открывающего монолога, который представляла в виде письма: «Дорогие друзья, я вдруг ощутила неизмеримую усталость и отправилась отдохнуть в лес». Кларнетистку отвлекла чайка, что приземлилась у ее ног и принялась клевать среди камней. Тут же вдруг донесся голос — со стороны лагеря приближался Дитер с двумя щербатыми чашками жидкости, которая в новом мире считалась кофе.

«Что пишешь?» — спросил Дитер.

«Пьесу». — Кларнетистка свернула листок.

Дитер улыбнулся:

«С нетерпением жду возможности ее прочесть».

Кларнетистка часто думала об этом монологе, перебирая его первые слова, как монетки или камешки в кармане, однако так и не придумала следующее предложение. Монолог оставался строчкой на листе в рюкзаке, пока одиннадцать месяцев спустя, через несколько часов после похищения самой кларнетистки, его не нашли участники «Симфонии».

Когда они обнаружили лист, кларнетистка как раз очнулась на поляне от неестественного сна. Ей привиделась комната, репетиционная в университете, послышался смех — кто-то отпустил шутку, — и кларнетистка хваталась за эти обрывки, ведь было очевидно, что, когда она полностью проснется, в реальности все будет плохо. Кларнетистка лежала на боку в лесу, чувствуя, что ее отравили. Она очень замерзла. Плечо упиралось в твердую землю. Руки были связаны за спиной, на лодыжках тоже путы. И кларнетистка остро ощутила, что «Симфонии» нигде нет, что их ужасно не хватает. Они с Джексоном наполняли бутылки, но что потом?.. Кларнетистка помнила, как сзади раздался звук. Она повернулась, и к ее лицу тут же прижали тряпку, обхватив затылок ладонью. Сейчас был вечер. Неподалеку сидели шесть человек. Двое с ружьями, один с луком и колчаном. Четвертый со странным металлическим арбалетом. Пятый с мачете. Шестой сидел спиной к ней, поэтому кларнетистка не видела, держал ли он какое-нибудь оружие.

— Мы не знаем, по какой дороге они пошли, — говорил первый обладатель ружья.

— Посмотри на карту, — произнес сидевший спиной. — Отсюда есть только один логичный маршрут к аэропорту Северн-Сити.